Офелия

– Спасибо, Фред, но я тороплюсь. Подвезти тебя до работы?

– О, буду очень благодарен! Один миг: я возьму зонт, шляпу и портфель!

Дядя Фред проскочил в коридор, что-то там с грохотом упало, и вот он уже выскочил обратно. Поцеловал жену в щеку, подмигнул Питеру:

– До вечера, Пит! Дорогая, не утомляй парня заботой! – И они с Леонардом Палмером поспешили вниз по лестнице.

Вслед за тетушкой Питер прошел в квартиру, разулся на коврике у двери и огляделся.

К маминой младшей сестре они приезжали редко: два раза в год, на дни рождения, иногда заглядывали на Рождество. Время шло, а в их квартире ничего не менялось. Всегда сладко пахло выпечкой, обои медленно выцветали, но всякий раз неизменно встречали Питера, мебель всегда стояла на привычных местах. Даже кот Пуфф взирал со спинки дивана с одним и тем же ленивым презрением.

– Привет, кот, – поздоровался Питер и почесал черно-белому пушистому верзиле подбородок.

– Пирожок, как поживает мама? Как Агата и Ларри? – спросила Тереза из соседней комнаты.

Питер проследовал туда – в маленькую светлую комнатушку, одну из стен которой почти полностью занимало окно с широким подоконником. Краем уха Питер слышал из бесед взрослых, что комната предназначалась под детскую, но у Терезы и Фреда детей так и не получилось. И теперь здесь размещались редкие гости.

– Мама в порядке, спасибо, – вежливо ответил мальчишка, глядя, как округлые руки тетушки ловко взбивают подушки на старомодной высокой кровати. – Агата почти взрослая, вся в прыщах. Ларри завел девушку и угрожает на ней жениться.

– А собачки? Их по-прежнему трое?

– Да, тетя. И они все такие же неугомонные.

Вид из окна был скучный, как и весь Рэдклифф. Обычно людям нравится смотреть на оживленные улицы больших городов, в которые они приезжают, но тихая Преветт-стрит глаз совсем не радовала. Дождь, лужи, невысокие жилые дома из красного и серого кирпича, похожие друг на друга, тротуары, мокрые голуби на ограде у дома напротив. На первых этажах гаражи и редкие магазины. И ни одного дерева под окнами. На редкость тоскливо.

– Скучновато выглядит, да? – Тереза смущенно приподняла плечи. – Это новый район, он отстраивался после войны.

– Да, я помню.

– В центре повеселее. Сходим на днях, покажу тебе много интересного.

Питер сел в жесткое кресло у окна, принялся распаковывать свои сумки. Выложил на стол книгу, жестяную банку с карандашами и папку с рисунками и чистыми листами. Шорты и две футболки, поколебавшись, положил на подоконник.

– Зайчик, ты можешь занять вот этот шкаф. Он абсолютно пустой.

– Спасибо, тетя Тереза.

Мальчишка снял промокшую под дождем рубаху, повесил ее на «плечики», переоделся в сухую футболку с эмблемой «Манчестер Юнайтед». Тереза покосилась на него, улыбнулась.

– Ты все еще любишь футбол?

– Да. Мы с Йонасом коллекционируем карточки от сигарет.

– А за кого болеешь?

– За наших.

– А твой друг?

– Йон за Германию и Бразилию.

В комнату вошел Пуфф. Зевнул, с ленивой грацией запрыгнул на кровать и принялся топтаться, с урчанием обминая подушки.

– Давай позавтракаем? – предложила Тереза. – А ты мне расскажешь про своего друга.

Питер покачал головой. Говорить не хотелось совсем. Как и именоваться Зайчиком, Пирожком и прочими кличками, которые женщины находят умильными. Тереза присела рядом с ним на корточки, прикрыв подолом колени, и тихо спросила:

– Ты хочешь побыть один?

– Я хочу домой, – признался Питер едва слышно. – Но дома меня не хотят.

– Давай тогда ты приляжешь, доспишь то, что не успел, а потом мы поговорим?

– Спасибо, тетя Тереза.

Она вышла, бесшумно прикрыв дверь. Питер бросился ничком на кровать, спугнув кота, стиснул в кулаках уголки подушки… и через пару минут уснул.

Приснился поезд – гремящий железными суставами, быстрый, несущийся сквозь тьму в сияющем ореоле. Мелькали лица, пахло сигаретами и едой, как в кафе. Твердь под ногами гудела и вздрагивала, наполняя сердце зыбким предчувствием тревоги. Питер то прикрывал глаза от ярких, дразнящих огней, то тщетно вглядывался в темноту, пытаясь понять, находится он внутри поезда или смотрит на него со стороны. А потом он вдруг оказался у окна, заглянул в него, увидел по ту сторону неоновое розовое свечение, успел разглядеть силуэт сидящей на софе девушки в белом платье и вдруг понял, что заглядывает в иллюминатор нижней гостиной. А сам находится в воде, и вокруг больше ничего, кроме темной холодной воды и пульсации в ушах нарастающего гула. И от обступающей тьмы и грохота, так похожего на барабанный, Питер начал метаться, биться в стекло. И перед самым пробуждением увидел по ту сторону окна Йонаса, который что-то кричал, да было ничего не слышно…

Проснулся разбитым, с пересохшим горлом и поплелся на кухню. Тереза сидела напротив радиоприемника и напряженно слушала новости. Питер тоже прислушался: диктор говорил о войне, зачитывал сводки с территории «пятна междумирья». Миссис Литтл хмурилась, комкала в округлых ладонях фартук. На плите в кастрюле что-то булькало, распространяя приятный запах мяса и овощей. «Рагу, – подумал Питер. – Тетя всякий раз готовит рагу. И оно у нее всегда вкусное».