Офелия (СИ)

Йонас сел, уставился на Питера удивлёнными глазами. Зевнул, почесал укушенную каким-то насекомым коленку. Попытался разгладить на груди мятую футболку с эмблемой «Баварии», покосился на стоящего в дверях Стива и спросил у Питера:

- Ты как здесь оказался?

Мальчишка пожал плечами и ответил:

- Я просто поехал в то единственное место, которое было в секрете от других. Сразу, как узнал. Йон, прости, что не приехал раньше. Я… я порвал твоё письмо, не прочитав, потому даже не сразу понял, что ты ушёл. И куда ушёл, не знал.

- Так я и не писал о том, что ухожу.

Стив прохромал к столу, плеснул в толстостенный прозрачный стакан воды из кувшина.

- Йон, я его не впустил бы. Ты знаешь. - сказал он, не глядя на мальчишек. – Но то, что он сказал – это многого стоит. Поверь. И не бегай хотя бы от него.

- Я знаю, мистер Фрейзер. Спасибо, - глухо отозвался Йонас.

Йон опустил голову, ссутулился. Питер зачем-то посмотрел на его левую руку: от шрамов остались едва заметные тонкие нити. И в том месте на ноге, где Йон поранил себя секатором, чтобы отвлечь Офелию, была ровная гладкая кожа. Питер изумлённо заморгал, встрепенулся, будто Лу цапнул его за палец, и встретился взглядом с Йонасом.

- Да. Нам надо поговорить, - твёрдо сказал Йон, вставая с дивана.

Он натянул мятые шорты, пошарил под столом в поисках кед, обулся и кивнул Питеру на выход. Обернулся на пороге и сказал Стиву:

- Мистер Фрейзер, мы посидим в грузовике.

- Угонишь – найду и пристрелю, - с усмешкой пообещал тот и залпом выпил стакан воды – как пьют очень крепкие напитки, до дна.

Офелия (эпизод двадцать третий)

Дождь барабанил по брезентовому верху грузовика, заливал лобовое стекло. Мальчишки сидели в кузове на перевёрнутых ящиках. Сначала говорил Питер. Долго, сбивчиво, хлюпая носом. Йонас слушал внимательно, молча кивая в знак согласия или хмурясь. И лишь один раз позволил себе перебить Питера:

- Не смей говорить мне, что ты плохой друг. Никогда. Или это значит, что ты совсем себя не уважаешь, или я считаю лучшим другом плохого человека. Ты понимаешь меня?

Когда Питер договорил, воцарилась странная тишина. Не такая, что повисает, когда нечего сказать, а та, что требуется тому, кто готов произнести что-то очень непростое и важное.

Йонас встал, прошёлся взад-вперёд, перешагивая через корзины, ящики и пустые мешки, изобилующие в кузове. Постоял у полога, образованного брезентом, посмотрел на дождь, взъерошил светлые волосы, тяжело вздохнул и вернулся к Питеру. Сел на ящик рядом с другом, достал из кармана шорт спички и мятую пачку сигарет.

- Я закурю. Иначе просто говорить не смогу, - глухо сказал Йонас, не глядя на Питера.

- Ты это давно? – спросил Питер, глядя, как Йон дрожащими пальцами выуживает сигарету.

- Нет. Стив не возражает.

Йонас прикуривал долго, извёл несколько спичек, чертыхаясь и неуклюже затягиваясь. Питер молчал. Когда видишь, что другу плохо, как-то не до морали.

- Слушай, если ты не хочешь – не рассказывай, - предложил он. – Я тебя принимаю таким, какой ты есть. Честное слово.

Лу чихнул, поморщился от сигаретного дыма и заполз в оброненную бейсболку. Угнездился там, посмотрел на мальчишек и заворчал.

- Прости, - обратился к нему Йонас. – Вернёмся в дом – дам тебе что-нибудь пожевать. Он вечно голодный. Представляешь, Пит?

Питер кивнул. Его не оставляло ощущение, что Йонас сейчас готов говорить что угодно. Кроме того, что решался рассказать.

- Ах-ха. Пит-До-Марса-Долетит, только не уговаривай меня вернуться к тётке. Я там задыхаюсь.

- Я и не уговариваю. Я хотел тебя найти, Йон. Тебе решать, что дальше.

«Если ты не вернёшься, мне придётся с этим смириться. И с тем, что мы почти не будем видеться, - подумал Питер тоскливо. – Скорее всего, меня теперь под замок посадят. И велик отберут, и карманные деньги, чтобы я не мог уехать к тебе на автобусе»

- Пит, гляди веселее. Я буду приезжать поздно вечером. Если ты захочешь меня видеть, - подмигнул Йонас, стряхивая пепел с сигареты в мятую жестянку.

- Угу, - выдавил Питер и совсем поник.

Огонёк сигареты тлел в полумраке. Йонас молчал, глядя под ноги. И Питер молчал тоже. Вся радость от встречи с другом отступила куда-то. Вперёд вышла странная гнетущая тоска. Вроде, и сделал всё правильно, но от этого легче не стало. Как будто лекарство не помогло.

- Я с Офелией помирился, - неуверенно начал Питер. – Подумал над тем, что ты мне сказал, и сходил к ней. Ты был прав. Она не желает мне зла. Она была мне рада. Попросила, чтобы я её погладил. Сама.

- Да ну? И как ощущения? – хмыкнул Йонас.

- Странные. Когда она меня под водой обхватила, мне было противно. Она такая мягкая, как медуза. И холодная. А когда я её по голове погладил, мне было приятно. Будто погладили меня. Руки у неё действительно холодные. Но не медузьи. Просто она мягче, чем мы. Йонас, она может передвигаться по суше?

- Не далеко. Речные русалки очень нежные. Веточки, камни её сильно ранят. И вне воды её собственный вес давит, - отвлечённо отозвался он и выкинул окурок под дождь.

- Расскажи мне ещё о них. А я приеду домой и нарисую комикс.