Теперь снаружи действительно холодно; я устал от «спускания пара», устал притворяться увлеченным, хотя, по правде говоря, к концу вечера я действительно немного заинтересовался ею.
(Если бы только милые манеры чуть больше привлекали меня! Почему бывать в обществе людей, вроде Марджори Миллет, — хоть слово «ПРОБЛЕМА», напечатанное алым полужирным курсивом 68 размера, тут же вспыхивает в моем мозгу — в десять раз веселее, чем встречаться с Айви Купер?)
На улице Айви спрашивает меня, как я собираюсь провести День Благодарения.
— Моя мать живет в Палм-Бич. Но мы не разговариваем.
— Почему?
— Это длинная история.
— А твой отец?
— О, он давно умер.
— Получается, тебе не к кому пойти?
Такси останавливается рядом с нами, Айви смотрит на меня, белый и зеленый огни светофора и красный свет стоп-сигналов автомобиля отражаются в ее темных глазах, волосы опять разметались во все стороны.
Вот где все начинается. Вот где ситуация проясняется для меня.
Побольше патетики… Я вам говорю, это почти всегда срабатывает.
Мы с Марком Ларкином поднимаемся на лифте к себе в редакцию. Он сменил пиджак «Трипл Фэт Гуз» на дорогое пальто из верблюжьей шерсти, в руках у него потертая рыжая кожаная папка. Не знаю, догадывается ли Марк, насколько он мне не нравится. И эта неприязнь медленно перерастает в ненависть… с каждым днем она становится все сильнее, словно смертельный вирус внутри пробирки набирает силу, перехлестывая через край, как пивная пена. Вилли его тоже терпеть не может и черпает силы из этого противостояния. Я не хочу нуждаться в объекте ненависти.
— Мне очень жаль по поводу вчерашнего, — заводит он волынку.
— Вчерашнего? А что случилось? — прикидываюсь я ничего не понимающим.
— По поводу Итана Колея. Сурово, Пост, сурово.
— А, да. Точно. Ну, твоя-то рецензия повсюду.
— Правильно заметил. И это притом, что я терпеть не могу эту книгу. Но, если бы я признался в этом, вряд ли моя рецензия была бы повсюду, ты согласен?
Лифт останавливается, и в него входит высокая женщина в черных кожаных брюках, похожая на стилет — это этаж журнала «Ши», считающегося флагманом издательства «Версаль». Она нажимает кнопку и выходит этажом выше, в «Хё» (журнал тиражом полтора миллиона, который часто называют бедной младшей сестренкой «Ши»). Его любят читать женщины, которые мечтают стать такими богатыми и высокомерными, чтобы соответствовать уровню, восхваляемому «Ши».
— Думаю, что это работает на будущее и только пойдет тебе на пользу, — подводит он итог.
Я отмечаю про себя, что его галстук-бабочка, черный в крошечных желтых точках, держится на резинке, а вовсе не из тех, которые нужно повязывать самому. Это лишний раз доказывает, что он не из высшего общества, а, скорее всего, обычный парень.
— Да, теперь я знаю, как мне себя вести. А с чего это ты вышел с предложением, чтобы я взял интервью у Даффида Дугласа? Ты читал его книгу?
— Конечно, еще в гранках. Мне ее прислала Маффи Тейт, и мы с Региной обсудили твое интервью с ним.
По пути из лифта мы проходим мимо Пэт Смит, семидесятилетней администраторши, которую все зовут Смита. (По какой-то причине ей разрешено курить в здании, но никто на это никогда не жаловался. Она всегда с зажженной сигаретой, похожая на скелет, выкрашенный белой краской; ее голос скрежещет, как газонокосилка.)
— Как бы то ни было, старичок, я уверен, все в конце образуется. Так всегда бывает. — Он поднимает брови и сверкает улыбкой Т.Р., которая, когда он держит ее на лице несколько секунд, становится похожа на клавиатуру рояля.
(Это было в тот день, когда Вилли понял, чьей еще вылитой копией является Марк Ларкин: актера Джозефа Коттена в роли восьмидесятилетнего Джедидайи Леланда из «Гражданина Кейна», постоянно говорившего о сигарах и медсестрах.)
Только подойдя к своему рабочему столу, я осознаю, что Марк Ларкин назвал меня «старичком». Одинаково ужасающими меня фактами являются, во-первых, то, что, как он сказал, у него «все в конце образуется», во-вторых, то, что он с Региной обсуждал, как
Кто он такой, мой творческий руководитель?!
Возможно, снисходит на меня озарение, это была идея Марка Ларкина — послать меня в Южную Дакоту. Этот сукин сын с пастью обезьяны, ряженный в пальто из верблюжьей шерсти, может придумать и не такое.
— Я позвонил и заказал билет на самолет в Южную Дакоту, — докладываю я Шейле.
— Это хорошо. Я тебе сочувствую, Захарий, по этому поводу. Но ты же знаешь Регину…
— Слушай, странная вещь: когда я увидел книгу Колея в гранках на столе Марка Ларкина, я подумал, что ему тоже поручили о ней написать.
— Назначить одно и то же задание двум сотрудникам? — удивляется Шейла. — Неслыханно.
Дело не только в Айви — я просто раздуваю свою обиду.
— Мне ужасно жаль, Зэки, — говорит мне Мартин Стоукс, когда мы в понедельник накануне Дня Благодарения стоим в очереди в закусочной возле работы, собираясь позавтракать.
— По поводу? — спрашиваю я и на этот раз не придуриваюсь.