Офисные крысы

Такси мчится вперед, Вилли опускает окно и выплескивает наружу содержимое канистры; его моча растекается по всей Лексингтон-авеню и, возможно, по дверце такси тоже. Он передает емкость обратно и благодарит водителя.

— Фью! Можно дальше жить! — говорит Вилли, который больше не согнут пополам, но все же сидит не совсем ровно.

_____

Мы спускаемся в мрачный, затхло воняющий закуток, и единственным человеком внутри, кроме бармена, к моему изумлению, оказывается Лиз Чэннинг. Она сидит у стойки в небрежно накинутом на плечи мужском темно-синем пальто, принадлежащем, возможно, Астро-Бою.

— Чего так долго, приятели?

— Как ты добралась сюда так быстро? — удивляюсь я.

— Я ушла перед вами. И что с того?

Мы берем выпивку и перемещаемся в кабинку.

После получасовых разговоров о работе Вилли произносит:

— О’кей, а теперь давайте попытаемся не говорить о работе.

Минуты три ни один из нас не может сообразить, чего бы такое можно было сказать.

— Что ты делаешь на Рождество, Вилли? — спрашивает Лиз. — Мы можем говорить об этом, верно?

— Что я делаю? Работаю. Буду ненавидеть свою работу, ненавидеть себя, ненавидеть человека и ту уродливую картину, которую мне приходится лицезреть из окна своей квартиры.

— Ты не едешь домой?

— Нет. Я останусь здесь. А ты?

— Нью-Хэмпшир, милая республиканская богобоязненная семья Джона. Зак?

— Мне нужно ехать в Западную Дакоту, забыла?

— Вот это засада. Вот это по-крупному не повезло, — говорит Вилли. Он хлопает меня по спине так сильно, что у меня изо рта выплескивается водка с тоником, которую я не успел проглотить.

— Я со страхом ожидаю встречи с этим суровым затворником ранчо — тяп-ляп писателем, — начинаю я.

И после этого мы еще с час разговариваем о работе: как мы ее ненавидим, как мы все несчастны…

— Ох, иногда мне так хочется снова стать «новенькой», — вздыхает Лиз.

Мы стоим напротив пятиэтажного каменного дома Марка Ларкина, где-то в районе Тринадцатой улицы Ист-сайда. Время уже, должно быть, близится к двум часам ночи, вокруг очень тихо… в некоторых окнах мигают огни рождественских елок. Лиз застегнула пальто на все пуговицы, но все равно она выглядит в нем так, будто вышла на улицу в пижаме и сапогах на высоком каблуке.

— И что будем делать? — спрашивает кто-то.

— Мы просто разбудим его, на хрен, — предлагает Вилли.

— Что это нам даст? — спрашивает Лиз, у которой совсем растрепался шиньон.

— Ничего. Но какого хрена нам принесет то, что мы его не разбудим?

— У меня есть план. Если мы хотим по-настоящему поиздеваться над ним, почему бы нам не предложить ему… — медленно цедит Оливер, и в этот момент он выглядит так, словно и на самом деле размышляет. — Почему бы нам не предложить ему прогуляться вместе с нами?

— А что, если он согласится?

— Вот черт, об этом я не подумал…

— Нет, здесь требуется что-то действительно жестокое, — говорит Вилли. — Но я просто ничего жестокого не могу сейчас придумать.

Мы стоим кружком на пустой улице и дрожим от холода. Одна из редких в столь поздний час машин проезжает мимо.

— Может, его даже дома нет, — предполагает Лиз.

— Может, он спит, — говорит Олли.

— Он и должен спать, дурак! — срывается Вилли.

— Может, нам всем разойтись по домам, — предлагаю я.

Я начинаю думать о Марджори в черном платье, затем без платья, в черных колготках… Я думаю о том, как уткнусь лицом в ее грудь, и о том, как она будет покусывать мочки моих ушей и царапать мне спину. В моменты, когда воображение захватывает, словно лихорадка, а чувство реальности покидает меня, ее выступающий живот моментально втягивается, морщинистая кожа разглаживается, и мы в моих мечтах просто великолепно проводим время вместе.

— Как ты думаешь, вечеринка у вас еще продолжается, Лиз? — спрашиваю я в надежде, что мне удастся прогнать видение мисс Миллет.

— Надеюсь, нет…

— Это такая… — начинает Вилли, с унылым видом сидящий на бачке для мусора… Его рубашка вылезла из брюк, а волосы в полном беспорядке. — Это как самый большой антиклимакс со времен… со времен… со времен Нагасаки, пожалуй.

— Я в упор не понимаю, при чем тут Нагасаки и антиклимакс, Вилли, — вступает Оливер.

Полная луна пульсирует в морозном небе над водонапорной башней.

Вилли пожимает плечами:

— Мы можем чего-нибудь придумать?

— Похоже, нам всем пора домой, — подводит итог Лиз.

Мы с Вилли сажаем Лиз и Оливера в такси… они живут в верхней части города. До того, как автомобиль успевает отъехать, Олли опускает окно и высовывает башку, поправляя очки «Кларк Кент», которые держатся на носу под невероятным углом.

— Я только не понял метафору про Нагасаки, — выкрикивает он, и такси уносит их прочь.

Мы заходим в подъезд Марка Ларкина, который представляет собой маленький пыльный вестибюль с кнопками домофонов на стене и меню ресторана китайской кухни на полу. Вилли нажимает кнопку звонка с его именем, и мы ждем несколько мгновений. Я пытаюсь напомнить ему, что месть — это блюдо, которым наслаждаются в холодном виде, но в каком-то ступоре говорю ему что-то вроде того, что холодная месть — это блюдо, которое лучше всего разогревать сладкой стороной кверху.