Офисные крысы

КОМУ: ЧЭННИНГЭ

ЛИСТЕРВ

ОСБОРНО

ОТ КОГО: ПОСТЗ

ТЕМА: Ответ: Некролог

Директор: Творчество умирает от болезни, связанной с проблемами двоеточий

Следующий за кончиной Гастона Моро день мы проводим, обмениваясь заголовками некролога по электронной почте.

«Как бы подали реальные новости разные журналы „Версаля“»? — это вариант нашей игры, которой мы развлекаемся, чтобы убить время и не помутиться рассудком.

«Бой»: АТАКА НЕРВНО-ПАРАЛИТИЧЕСКИМ ГАЗОМ «ЗАРИН» В ЛОС-АНДЖЕЛЕСЕ НА БРЕДА ПИТА, НАДЕВШЕГО ПИДЖАК «ХУГО БОСС» И ГАЛСТУК «ХЕРМЕС», МИЛЛИОНЫ ЖИТЕЛЕЙ НАПУГАНЫ ДО СМЕРТИ.

«Ши»: ПРИШЕЛЬЦЫ ОККУПИРУЮТ ЗЕМЛЮ В ВЕСЕННЕМ ЗЕЛЕНОМ НАРЯДЕ.

«Ит»: ЧИНГИСХАН, СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ!

«Мэн»: ВОЗГЛАВЛЯЕМЫЕ ПАПОЙ ХЕМИНГУЭЕМ СОЮЗНИКИ В КЛАССИЧЕСКОМ ОЛИВКОВО-ЗЕЛЕНОМ ИЗНОСОСТОЙКОМ ХАКИ ОСВОБОЖДАЮТ ПАРИЖ.

«Хиэ»: ТОНКАЯ ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ СТЕНА ИЕРИХОНА ПАДАЕТ.

«Нау»: ПЯТЬ САМЫХ СЕКСУАЛЬНЫХ АПОСТОЛОВ.

* * *

— Может быть, ты хочешь пойти куда-нибудь? — спрашивает меня Айви.

— Прямо сейчас? Уже поздно, наверное.

Мы лежим в темноте; волосы разметались у нее на груди, и она накручивает локон на палец.

Я спрашиваю:

— Куда сейчас можно выйти?

— Я не знаю. Поужинать или в кино. Или, может быть, просто погулять.

— Конечно, можно было бы. Хотя там холодно.

— Ты боишься, что мы наткнемся на кого-нибудь с работы?

— Мне приходила в голову такая мысль.

— Но они подумают, что мы просто друзья.

— Нет, они так не подумают.

— Почему?

— Они меня слишком хорошо знают.

— Ты говоришь так, словно это одна из твоих вредных привычек. Что у тебя было с летней практиканткой в прошлом году?

— Я к ней ни разу даже пальцем не притронулся. И это правда. (Я ничуть не сомневаюсь, что, если Марджори узнает когда-нибудь о нас с Айви, она с наслаждением расскажет ей о косноязычной, косолапой, прыщавой практикантке из «Зест».)

— Ты, случайно, не стыдишься меня, а?

Я подтягиваю одеяло к шее и думаю, что у Айви слишком много достоинств. Но проблема состоит в том, что я тоже должен задать этот же вопрос самому себе: «Я стыжусь ее?»

* * *

— Мне следует уволиться, залететь и уволиться.

— Мне тоже, — говорю я Лиз Чэннинг.

— Или забыть о прелестях беременности… Буду заниматься самостоятельно журналистикой.

Мы в местечке под названием «Макс Перкин», сидим у запотевшего окна в кофейне, расположенной в двух кварталах от нашей работы. Сейчас время обеда.

— Короче, я не знаю, сколько еще смогу мириться с этим дерьмом, — рассказывает она мне о том, что хотела бы писать независимые статьи для «Ши», «Хё», «Ит» и «Эго».

— А ты не думала о том, что Регина, чтобы насолить тебе за увольнение, не станет публиковать твои статьи? И что она скажет Мартину, и Софи, и всем остальным, чтобы они тоже не печатали тебя?

Лиз отворачивается и вглядывается в окно, находящееся всего в паре десятков сантиметров от нее. Конденсат стекает ручейками вниз, словно вода с тающих сосулек.

Открывается дверь, и вместе с порывом холодного воздуха Том Лэнд и Триша Ламберт (произносится как «Ламбер»), муж и жена, представляющие лучшую пару за истекший час, врываются внутрь. Я разглядываю пальто, надетое на Томе… оно должно стоить не меньше штуки баксов. Он родился в одном из пяти «таунов» Лонг-Айленда, что совсем не лучше, чем быть родом из Массапикуа. Он был помощником редактора в «Ит», когда я только пришел туда и все еще продолжал выполнять поручения «новенького»: приносил кофе, отсылал факсы за других, соглашался со всеми предложениями, разве что только кроме одного — перестать дышать. Он ошивался среди людей, имевших вес и положение в обществе, за что получал вознаграждение в виде выгодных заданий и приглашений в компании важных персон. Вилли это называет «ассоциативной позолотой». Теперь он заместитель редактора в «Бой», но все еще носит кофе нескольким начальникам, стоящим на ступень выше его. Триша (ее шутливое прозвище, должно быть, не иначе как «человек-спирограф») высокая и изящная, со скошенными бровями, ушами и подбородком. Взяв наугад номер «Тайм» и пролистав фотографии раздела «На улицах города», вы можете наткнуться на нее: зимой стоящую на ветру, обхватив себя руками, в развевающемся кашемировом шарфе; летом щеголяющую в стильном, свободного покроя платье; весело шагающую по весне в наряде «Уэйфарерс»; осенью решительно направляющуюся куда-то в кожаном приталенном жакете коричневого цвета.

— Эй, Том, — окликаю его я, помня о том, что те дни, когда я мог называть его «Томми», давно прошли.

— Захарий, — выдавливает он из себя вместе с улыбкой.

— Привет, Лиз, — здоровается Триша.

— Мы никогда вас здесь раньше не видели, — говорю я им.

Они бросают на нас красноречивый взгляд, который означает: «Ну теперь, когда мы знаем, что вы тоже ходите сюда, ноги нашей больше здесь не будет».

Я делаю полное сарказма замечание по поводу смерти Гастона, но им не нравится мой тон, а Лиз пинает меня под столом.

Пытаясь пошутить, я говорю: