— Может быть, теперь Марку Ларкину удастся проделать путь до самой вершины. Это вроде сделки в «Золотом суку»… он убивает короля, поэтому должен заменить его.
— Ну, думаю, он пока не готов к этому, — говорит Том. —
— Да я же шучу.
Триша сообщает нам, что на прошлой неделе они приглашали к себе на ужин Марка Ларкина. Почему-то меня это задевает.
Я не могу удержаться, чтобы не спросить:
— А для чего?
— Для чего? — переспрашивает Том. — Он наш друг, вот для чего.
— Так мы, значит, выйдем? — спрашивает меня Айви.
— Да, конечно.
— Идем ужинать в эту пятницу. Мы ведь уже ужинали вместе.
Да… но это было до того, как мы начали спать вместе.
— Не знаю, почему тебе так хочется сходить со мной куда-нибудь поужинать. Я ведь не какой-нибудь блестящий рассказчик.
— А как же те истории, которые ты выдумал? О Шейле, например, которая держит у себя в столе бутылку «Хамбургер Хилл»?
— «Хевен Хилл». Это бурбон. Значит, ты знала, что все, что я рассказывал в тот вечер, было полным бредом?
— Конечно, знала. Так что, пойдем прямо с работы?
— А почему бы не встретиться в ресторане?
— О’кей. А еще можно надеть парики и очки с фальшивыми носами и усами.
Вечером того же дня, собираясь уходить домой, Айви говорит:
— Ты не думаешь, что я веду себя на совещаниях слишком тихо?
— Слишком тихо? Нет, я так не думаю.
— Мне кажется, на меня уже обращают внимание, потому что я никогда не говорю ни слова. Думаю, мне пора начать предлагать идеи, а не только подшивать бумаги и разносить кофе. Хотелось бы, чтобы они поручили мне стоящую работу. Бетси сказала, что скоро освободится место редакционного помощника.
— Ну, неплохо подавать свои предложения в письменном виде… по крайней мере, не увидишь в ответ усмешки и скошенные глаза.
— Но я все равно буду оставаться балластом на совещаниях. Пора начать высказывать свои мысли, вот в чем задумка.
Я сижу и не мигая смотрю на стену.
— С тобой все нормально? — спрашивает она меня.
— Да. Думаю, да.
По внутренней сети «Версаля» циркулирует письмо, в котором каждого из нас призывают почтить эпохальный вклад Гастона в журналистику и издательское дело не только в Америке, но и во всем мире. Гастон, сообщается в нем, первым сделал это, первым внедрил то, он сотворил это с графикой и то с фотографией, он принял на работу того редактора и этого арт-директора. Но насколько он был новатором? Вы хотите мне сказать, что если бы Александр Грейам Белл не изобрел телефон, я бы сейчас заказывал себе пиццу, разводя сигнальный огонь на крыше?
Меня задевает за живое, когда сотрудники журналов считают, что они делают что-то великое, сопоставимое с поиском способа победить полиомиелит, и что каждый месяц они выпускают что-то, что может соперничать с «Моби Диком» или с «Портретом леди» (мы даже называем номер журнала «книгой»). Да бросьте! Половину журнала занимает реклама: реклама стодолларовой парфюмерии, на производство которой тратится не более пятидесяти центов; реклама юбок и топов, которые можно купить даже в магазинах «Сакс», «Нордстром», «Лимитед», «Найман Маркус» и на прочих барахолках; реклама джинсов, демонстрируемых худосочными моделями-тинейджерами, у которых рябые лица и пустые глаза; реклама четырехсотдолларовых туфель и двухсотдолларовых шарфов; реклама сорокадолларовых бюстгальтеров себестоимостью в один доллар. Далее, страница за страницей, реклама увлажнителей кожи, кремов, борющихся со старением кожи, туши для подводки глаз и губной помады. Затем идет реклама продукции для удаления всех ранее нанесенных средств: жидкости для снятия лака, жидкости для удаления удалителя красных пятен и так далее. После этого — реклама средств для маскировки работы удалителей: тональный крем после удалителя красных пятен, и прочая, и прочая, и прочая. Когда Солк и Сейбин изобрели вакцину от полиомиелита, разве вам сообщили об этом «Ревлон», «Эсте Лаудер», «Донна Каран», «Поло», «Гуччи», «Прада» и «Кельвин Кляйн»? И я не припоминаю, чтобы в «Моби Дике» была реклама «Абсолюта» или в «Портрете леди» на форзаце красовалась четырехцветная реклама «мерседеса-бенц».