Офисные крысы

— Нет, не на свидании. А Колин Тунабранк-Йист вернулся в Лондон?

— Он — Тенбридж-Йейтс, и чертовски досадно, что его нет здесь, правда?

— Как часто на самом деле вы видите друг друга?

— Довольно часто, — отвечает она, отхлебывая из своего стакана так, что на секунду на ее верхней губе остаются блестящие серебристые «усы».

Становится интересно — она выглядит превосходно, и впервые за все время нашего знакомства наконец-то распустила свой вечный «конский хвост». (Мне невольно подумалось, что если бы ей понадобилась неотложная операция на мозге, то она отказалась бы от нее из-за боязни на время утратить свою красоту.) У нее в высшей степени «версальские» волосы: блестящие, колышущиеся, упругие, напитанные «Силкинсом» — «фотографии рекламы „Клэрола“ и „Брека“ прилагаются».

— Но вы помолвлены.

— Разве? — морщит она носик. — Да, мы помолвлены. Но… я почти уверена, что он трахает какую-то девку.

Происходящее кажется мне невероятным: она присылает мне письмо по электронной почте, игриво толкает меня, а вот теперь произносит при мне слово «трахает» — все это, плюс маленькая ложбинка на ее груди, выставленная напоказ голая спина и волосы, рассыпанные по плечам… это уже перебор, который удваивает градус выпитого мной спиртного.

— Почему ты так думаешь? — спрашиваю я.

— Потому, что он не хочет трахать меня. А ведь мы не видели друг друга несколько месяцев. Я мечтаю лишь о том, чтобы она наградила его свежим триппером.

Похоже, ворота слегка приоткрылись, и я распахиваю их настежь пинком.

— Ну, мне ты кажешься определенно трахабильной.

О как! У меня наперечет такие случаи, когда я иду на автофлирте и когда меня с души воротит даже от звука собственного голоса. Хотя я знаю, что «Трахабильная» — это девичья фамилия ее матери.

— Да, я такая, — кокетничает Лесли, допивая свой стакан и покачивая головой не в такт музыке. Теперь она полностью «готова».

«Она знает обо мне и Айви, — стучит у меня в мозгу, — она знает, она знает, она знает». Зачем, зачем я влез во все это, и удастся ли мне выйти сухим из воды?

Но, может быть, Лесли принадлежит к таким женщинам, которым нравятся несвободные мужчины, особенно если они знакомы с их подружками? Может быть, под маской леди резвится шаловливая чертовка, и мое амплуа героя-любовника привлекает ее, словно наличие дорогого костюма, своего дома в Хамптонс или трастового фонда с капиталом в двести тысяч долларов.

— Я пойду возьму еще стакан. Что бы ты ни делал, Зэки, не двигайся с места! — она показывает пальцем вниз на два черных квадрата на линолеуме, где я стою.

— Хорошо, буду здесь, — отвечаю я со вздохом, застегивая пиджак, чтобы скрыть внезапную эрекцию, которую никто не должен заметить.

— У тебя что — стоит? — спрашивает Марджори, бочком придвинувшись ко мне, как только Лесли отходит за новой порцией спиртного.

— С чего это ты взяла?

— Ты торчишь всего лишь от разговора с Лесли, ого? Я знаю, что, когда ты вздыхаешь и застегиваешь пиджак на все пуговицы, это означает, что ты взведен. Помнишь… я когда-то тебя быстро заводила.

Ты до сих пор меня заводишь и продолжаешь мучить. Когда я буду девяностолетней развалиной… твои торчащие груди и огоньки в глазах станут последним виденьем, перед тем как отлетит моя душа. Возможно, это случится уже на следующей неделе.

Я расстегиваю пиджак, и она вдруг щупает меня внизу.

— Видишь! Я была права! Я знала.

Она смотрит на меня расширенными глазами.

Впервые за целый год она потрогала меня там. Но это не сильно обнадеживает.

А что, если она захочет, чтобы… чтобы я ушел с ней? Что мне делать? Как ответить «нет»… зачем мне говорить «нет»? Я не могу упускать такую возможность. Это все равно как если бы вам подарили «Роллс-ройс», который, может быть, вам и не нужен, а вы, как последний кретин, взяли и отказались.

(А тут еще вдобавок к подарку идет бонус: месть Марку Ларкину. Даже если он никогда об этом не узнает — что вряд ли, поскольку дело касается Марджори, — я все равно сделаю лучшим способом этого ублюдка, моего временного босса.)

А как же быть с милой невинной Айви Купер?

Ладно, я никогда не клялся ей в верности, как и она мне. Я знаю, что наша связь должна умереть, и, похоже, мучительной смертью. Айви будет плакать, сходить с ума и снова надеяться, а я буду чувствовать себя мерзавцем некоторое время, но не вечно же.

— Ты можешь отпустить теперь, Марджори.

Она отпускает. Очень жаль.

— Как так вышло, что здесь нет твоей маленькой потаскушки? — спрашивает она.

Ага, этот кусок льда все же раскололся, думаю я и говорю:

— Какой потаскушки?

— Пятилетней дочки Джимми Купера.

— Она не пятилетняя.

— Ах, извините. Семилетняя. Ты собираешь разбить ее драгоценное маленькое найтингейл-бэмфордское сердечко?

— Ты ошибаешься.

— Я думаю, что она не настолько важная персона, чтобы находиться здесь, верно?

— Как и ваш покорный слуга, — отвечаю я.

— Руки прочь, Марджи. Я первая его увидела, — говорит Лесли, присоединяясь к нам.

Я не могу сдвинуться с места, как будто мои башмаки намертво приклеились к двум черным квадратам.