Он продолжает рассказывать мне, что в отделе по работе с персоналом его расспрашивали, счастлив ли он и если нет, то почему; его спрашивали, ладит ли он со своими сослуживцами, счастливы ли они и если нет, то почему. Они сообщили ему, что существуют семинары по «уживчивости», на которые он мог бы походить, которые называются «Занятия по поведенческому приспособлению»; также у них есть психотерапевты и — вот уж, поистине, ужасная перспектива — даже групповые сеансы для того, чтобы он, Марк Ларкин и я могли бы вывалить все грязное белье в одну кучу, а потом, обнявшись, плакать на груди друг у друга. Но он, как сказал мне Вилли, на все предложения давал один из четырех ответов: «Нет», «Нет проблем», «Это вовсе не обязательно» и «Мы прекрасно ладим друг с другом».
— И мозго… веды, — говорит Вилли, глядя на меня сквозь дно пустого стакана, словно сквозь лупу ювелира (может, он ищет на мне микрофон?), — я тебе без балды говорю, мозговеды отстали. Морин спросила меня: «Вы пополнели в последнее время?» — и я согласился: «Да, и еще как!» Затем она задала вопрос: «У вас поредели волосы, не так ли?» — на что я ответил: «Да, есть немного!» А она взяла блокнот и ручку, как доктор, выписывающий рецепт, и вручила мне листок с телефонами и адресами клиник для желающих похудеть и специалиста по выпадению волос. Представляешь?!
Вилли думает, что в его квартире понатыкали «жучков» и заплатили Лори, чтобы она уехала из города, но я не могу себе это представить.
Как-то вечером, в пятницу, я получаю сообщение по электронной почте от Вилли. Но его нет в кабинете напротив меня, а в сообщении стоит обратный адрес «ЛАФФЕРТИЛ». Он прислал его со старого рабочего места Лори, из «Черной дыры».
«Я ЕГО УБЬЮ», — говорится в нем (и нет необходимости спрашивать, кого «его»). Но там не просто говорится это: в письме около десяти страниц с обычным интервалом, заполненных «Я ЕГО УБЬЮ» сверху донизу. Сперва я подумал, что он напечатал одну строчку, скопировал ее, а потом продолжал ее вставлять до бесконечности, потому что все, что я увидел, пролистывая страницу за страницей, — это тысячи и тысячи «Я ЕГО УБЬЮ». Но затем я замечаю здесь и там небольшие различия: орфографические ошибки, лишние пробелы — и понимаю, что он все это напечатал сам, до последней точки.
Я отсылаю ему письмо, в котором лишь одно слово «Почему?», но ответа не приходит. В открытую дверь напротив я вижу кабинет Марка Ларкина, сидящего за своим столом… В любую секунду Вилли может пробежать мимо, ворваться в кабинет и продырявить ему голову. Но этого не происходит.
Несколько недель назад я начал сохранять некоторые из сообщений Вилли, вроде этого, и сейчас отправлю «Я ЕГО УБЬЮ» в ту же папку. Если кто-нибудь когда-нибудь вышибет Марку Ларкину мозги, я не хочу оказаться крайним.
— Ты помнишь тот день, когда Марк Ларкин впервые появился на работе? — спрашивает меня Бетси Батлер.
Мы сидим в греческой кофейне напротив «Крукшэнкс» и впервые обедаем вместе. Каждый раз, когда она меня спрашивает, не помню ли я чего-нибудь, это уже примета такая — я знаю, что меня ждут неприятности.
— Конечно, помню. Такие вещи не забываются.
— Я, кажется, подошла к твоему столу и посоветовала тебе поладить с ним.
— Это было нелегко.
Она рассказывает мне (к счастью, всего лишь минуты три) о своих первых десяти годах в «Версале»: о столкновениях, гадком к себе отношении и о вражде, с которыми ей пришлось примириться. Теперь она считает тех людей лучшими друзьями.
— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы уйти из «Ит»? — спрашивает она.
О нет. Неужели это первый стук в дверь перед тем, как ее вышибут?
— Честно? Никогда не думал.
— Ты неплохой работник, и мы ценим тебя.
— Марк Ларкин рекомендовал когда-либо мою статью о Лерое Уайте?
— О да! И даже очень настойчиво.
— Что ж, это хорошо.
— Видишь, Захарий, ты зря считаешь его врагом.
Я только что удобно устроился — клавиатура лежит у меня на коленях, а ноги на столе — и работаю над статьей об Энтони Бьючампе. Вилли взял больничный.
Бледная Джеки Вутен проходит мимо и подозрительно тихим голосом сообщает:
— Собрание в конференц-зале. Прямо сейчас.
По коридору уже раздаются топот шагов и цоканье каблучков. Я осторожно кладу клавиатуру на стол. Голос Джеки выдает, что случилось что-то очень серьезное, из ряда вон выходящее.
Марк Ларкин выходит из своего кабинета. Он протирает очки носовым платком… его глаза выглядят подозрительно влажными.
— Ты не мог бы впредь не класть ноги на стол? — говорит он.
— Регины нет даже в Нью-Йорке.
— Зато я здесь.
Минутой позже все, включая сотрудников из отделов маркетинга и рекламы, набиваются в большой бежевый конференц-зал. Присутствует даже Тэд Таррант, издатель «Ит».
Вилма Уотс (одетая в ярко-фиолетовое платье и с фиолетовыми ресницами), как гонец, приносящий дурные вести, сообщает:
— Вчера умерла Шейла Стэкхаус.