Офицер черноморского подплава

Офицеры «Кашалота» обсуждали нашумевшее выступление в Думе лидера кадетов П. Милюкова, уверявшего, что правительство сознательно ухудшает ситуацию в стране, чтобы спровоцировать революцию и заключить сепаратный мир с Германией. Восклицание Милюкова «Что это – глупость или измена?» облетело всю страну. Масштабность и абсурдность слухов возрастали день ото дня. Говорили, что «дороговизна от того, что государыня отправила за границу тридцать вагонов сахара», говорили, что «из России через Ригу еженедельно отправляют эшелоны хлеба в Германию»… Эти и подобные им сплетни и слухи давили на психику и отравляли сознание граждан, создавая ощущение всеобщего сумасшествия. Общество само придумывало слухи, потом само в них верило, а потом само же возмущалось до глубины души, какой кругом кошмар. Конечно, офицеры эти слухам не верили, но осадочек оставался…

Как было известно из газет, большинство депутатов Государственной Думы объединились в Прогрессивный блок и требовали «правительства доверия», то есть правительства, составленного из них самих. Но Николай II справедливо полагал, что эти «люди доверия» ни малейшим доверием в стране не пользуются. Высший свет ненавидел Александру Федоровну, а в месте с ней и Николая II. Великие князья и княгини терпеть не могли друг друга. Дума находилась в оппозиции Николаю II. Депутаты произносили с трибуны Думы пламенные речи, но повлиять на ситуацию не могли. Большую силу к концу 1916 года приобрели общественные организации, снабжающие армию и занимающиеся мобилизацией частной промышленности для нужд фронта – Земский и Городской союзы (ЗемГор), а также Военно-промышленный комитет.

Офицер-подводник Нестор Александрович Монастырев вспоминал о том сложном и тяжелом времени: «И хотя материально-техническое обеспечение армии и флота к концу года заметно улучшилось, все находились в каком-то подавленном состоянии. По флоту ходили самые разные слухи о правительственной чехарде в Петербурге, об измене императрицы, о той зловещей роли, которую играл в высших кругах Григорий Распутин, о повсеместном взяточничестве, о возможностях сепаратного мира, о безволии Царя, не принимающего никаких решений, и о многом другом. В декабре пришло сообщение об убийстве Распутина группой аристократов-заговорщиков. Газеты с упоением описывали все подробности этого дела, подчеркивая, что «над всей страной пронесся вздох облегчения». Но никакого облегчения не произошло. Правительство продолжало громоздить ошибку за ошибкой. Приходили зловещие известия о брожении в войсках столичного гарнизона и о волнении в народе. Было известно, что многие члены императорской фамилии недовольны Царем и просто ненавидят императрицу. Какой-то взрыв ожидался и сверху, и снизу, предвещая для страны ужасные последствия. С самыми мрачными предчувствиями мы вступили в 1917 год».

Наверное, подобные мысли терзали и офицера Российского императорского флота минного офицера подводной лодки «Кашалот» лейтенанта Петра Петровича Ярышкина, и его товарищей-офицеров, не придавая оптимизма…

Так заканчивался тяжелый, смутный, какой-то шалый 1916 год.

Глава 5. Накануне. Январь – июнь 1917 года

Наступил 1917 год. Шел тридцатый месяц Великой войны…

Новый 1917 года принес шторма и непогоду на всей акватории Черного моря. «Штормило» и по всей России… Но Черноморский флот продолжал нести свою боевую службу, и политические события конца 1916 – начала 1917 года, казалось, не коснулись его деятельности. Внешне все оставалось как всегда. Никаких выступлений и даже нарушений воинской дисциплины на черноморских кораблях не наблюдалось. Все было как обычно, и все было не так: чуть тревожнее, чуть непокорнее, чуть смелее… Военные чины доносили Таврическому губернатору «…о нежелательном настроении пехотных полков, которые в случае возникновения беспорядков, хотя бы на почве дороговизны, не дадут командному составу уверенности в преданности долгу службы». Начальник жандармского управления Таврической губернии констатировал, что в вверенных ему уездах «за последнее время обнаруживается в обществе крайнее недовольство», доходящее до преступных выходок.

В губернии и в Севастополе с начала года резко выросли цены. Для многих дороговизна продуктов означала полуголодное существование. Газета «Крымский вестник» с тревогой сообщала: «В течение 9–10 января на Севастопольском рынке продавалось мясо, полученное от симферопольского уездного земства. Следующее получение мяса предполагается в конце текущей недели; и раздача мяса будет производиться тем же порядком по уменьшенной норме по прежней таксе, то есть 45 копеек за фунт». Все это вызывало раздражение, напряжение и общую усталость в обществе. И даже неожиданно наступившая в Крыму в январе 1917 года теплая погода с расцветшим миндалем, зазеленевшими кустарниками, зажелтевшими одуванчиками не радовала обывателей. Все чувствовали, что надвигается что-то непонятное, темное и неотвратимое…