Офицер разведки

Ну мной и занялись. Опрашивали обо всем, не только про последнее похищение и побег. И про засаду, как там полторы сотни бандитов уничтожил. Да почти все, с лета сорок второго. Два дня мной занимались, спал я в той же комнате, одну койку за мной закрепили. Отслеживали все движения, чтобы не смылся как в прошлый раз. Систему охраны и контроля явно переработали и улучшили. Неслабо так поработали. Помимо этого, мне сшили парадную форму старшего офицера, все же майор к ним относится, и на третий день, а было двадцать шестое июня, меня свозили в Кремль, где Сталин, покачав головой, выдал награды. Я потом сходил в отдельную комнату, и там специальный человек помог правильно прикрепить награду к кителю, Золотую медаль Героя и орден Ленина. Мне как в первый раз вручали, с орденом. Я вернулся в зал, а то уже другой награжденный ждал помощи и сидел во втором ряду, слушал, как других поздравляли. А вот на банкете мне не позволили остаться, снова на Лубянку. Да, все же дошло и до того, что я старательно пытался скрыть. Случаи острого недержания у тех офицеров, что мне досаждали. Да, вы правильно поняли, были взяты письменные показания члена Военного Совета, как он со мной договорился, и полковник, тот продолжал со мной лично работать, причем фамилии его я до сих пор не знаю, точнее не помню, прямо сказал, что Конев хочет со мной встретиться. Он в Москве, сегодня ночью прилетел. Не дело советскому маршалу таким недугом страдать. Ну и пытался выпытать, как я это сделал? Вот блин, засада. Придется прекращать с такими делами, иначе сядут на шею и ножки свесят, итак на меня с подозрением поглядывают.

– Не понимаю, о чем вы, – сказал я полковнику, после чего показал фотографию последнего из сотрудников, что вызвали у меня смутные воспоминания. – Я вспомнил его. Видел до войны. Он из комендатуры Владимира-Волынска.

– Звание помнишь? – изучая фото, уточнил полковник.

– Пустые петлицы.

– Личное дело этого офицера уже подняли. Он никогда не был в этом городе. К началу войны только закончил спецшколу, сержантом госбезопасности. Может, похож? Бывает же такое?

– Что вспомнил, я сказал, дальше ваша работа.

– Это да, поищем тех, кто в комендатуре служил, хотя шансов найти… Поищем. Ладно, ты разговор от Конева не уводи. Сейчас поедем к нему в гостиницу, и вернешь как было.

– А я тут причем? Кто бы это ни сделал, я ему благодарен. За кандалы ему, что на меня надевали, когда самолет на разведку вылетал. Да и другой гадости он мне много сделал. Врун в маршальских погонах.

– Ты язык попридержи, а маршале говоришь. И это не просьба, а приказ. Сверху.

– Что я буду с этого иметь?

– Ты в курсе, что Михайлов фронт принял?

– Да, Первый Прибалтийский. Генерала армии получил. И что?

– Это он с сорок третьего бьется за то, чтобы тебя ему вернули. Даже к Сталину трижды обращался, стучал кулаком по столу. Верните и все тут. Раньше ты под решением трибунала был, а после суда уже стал доступен.

– Так Конев меня прятал на пересыльном пункте под номером от Михайлова?

– Догадался. Да, это его не красит, но у них там свои свары. Это я к тому, что тебя сразу отправят на Первой Прибалтийский. Тем более Михайлов уже узнал, что ты в Москве, сюда лично летит. Опасается, что опять пропадешь.

– Зная генерала, скажу, что так и так буду у него служить, так что ваше предложение не имеет смысла. А что по тем трем офицерам, что погибли под огнем бандитов в засаде? Они откуда?

– Ты довольно известная личность в узких кругах. Не один Михайлов или Конев желают тебя использовать. Кто успел, тот и на коне. Тебя не в Москву везли, в другое место. Тут одному комфронта не повезло.

– Угу.

– Ты снова увел тему в сторону. Сейчас едем к Коневу, и ты его лечишь.

– Ничего не знаю. Я не лекарь.

– На золото в этот раз и не надейся. И то сдашь, что тебе за лечение заплатил… ты сам знаешь кто.

– А вот это уже наглость. Я честно их заработал, и вообще, сначала найдите.

– Ни хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Так, трибунала ты не боишься. Как насчет направления на Карельский фронт?

– К Коневу? Да пофиг. На собачьих упряжках покатаюсь, форель половлю. У меня запас отличных снастей имеется. Ой, не то сказал, – схватившись за голову и покачиваясь из стороны в сторону, запричитал: – Не надо меня на Карельский, там плохо, так холодно.

– Тьфу, клоун. Ладно, твои условия?

– Да нет условий. Конев получил то, что заслужил. Это его крест на всю оставшуюся жизнь.

– Все, едем.

Тот меня чуть не за руку, ну за локоть точно держал, сопроводил вниз, мы сели в машину и куда-то поехали. А вот в служебной гостинице, в номер для генералов тот заходить не стал, втолкнул внутрь, а сам снаружи остался, прикрыв дверь.

– А, Одинцов, – пробормотал Конев. Он был явно пьян. На столе пустая бутылка, этикетки нет, видимо самогонка, стакан в дрожавшей руке, заметная небритость. – Это все из-за тебя. Ссылка на Север, еще это. Мне сказали, ты камни любишь. Держи и убери это.