Офицерская баллада

Доржи добрался до своего отделения поздно вечером. Вязьмин сидел один в «обезьяннике». Сотрудники норовили лишний раз пройти мимо, чтобы насладиться необычной картиной: русский за решеткой.

Капитан велел привести задержанного, предложил сигарету. Пётр хмуро отказался и заявил:

– Ничего говорить не буду. Консула зовите.

Доржи хмыкнул. Расстегнул молнию на изъятой серой спортивной сумке, заглянул внутрь. Наваленные кучей нитки речного жемчуга, продолговатого и неровного, напоминали клубок опарышей.

– Мда, тут целое состояние! За что тебе заплатили, прапорщик? За убитого пацана? Или за краденые автоматы? И самое интересное – кто?

Вязьмин сжался:

– Без консула отвечать не буду.

Монгол пожал плечами:

– Дело твое. Консул из Улан-Батора долго ехать будет, так что пока в нашей зоне посидишь, в штрафной одиночной камере. Двадцать километров отсюда. В отделении условий нет для такого опасного преступника-сбежишь еще. Так что, вызываем консула?

Прапорщик помотал головой:

– Вызывайте.

– Ну, как знаешь. Утром отвезем в одиночку. Руки покажи.

Надел наручники и отправил в «обезьянник».

* * *

Колонна, груженная кормами, двигалась медленно, нащупывая фарами верную дорогу в черноте монгольской ночи. В кабине одуряюще воняло выхлопными газами, плавали синие слои табачного дыма.

Жигалин поморщился:

– Ваня, что у тебя так выхлопом травит? Я же говорил: проверь выпускной коллектор.

– А че толку? Прокладка прогорела, а запасных нет. Ничего, потерпишь, – отмахнулся Ершов.

– Давай хоть курить поменьше, а то вообще дышать нечем.

– Ишь ты, балованный! Черт, движок плохо тянет!

– Ты, Ершов, вообще за агрегатом не следишь. Болт на него забил.

– Да осталось полгода потерпеть, а там – домой. Сдам тачку «духу» – вот он пусть и чинит.

Начался длинный «тягун» – подъем в гору. Колонна вытягивалась в небо, моргая красными огоньками «габаритов».

Ершов остановил грузовик, чтобы увеличить дистанцию до переднего: не дай бог заглохнет на круче да покатится назад. Повернул ключ зажигания, выключая мотор.

Слева взревело – «зилок» обогнала крайняя машина в колонне, пошла на подъем. Ванька заматерился:

– Вот, тля, Алихану не терпится! Куда гонит, балбес?

– Последним ехать не хочет, – усмехнулся Димка. – Давай, трогай.

Надрывно завизжал стартер.

Ершов покачал педалью газа, снова повернул ключ.

– Вж-ж-ж-ж! Вж-ж-зы-зы-зы! – еще и еще раз.

Жигалин не вытерпел, заругался:

– Блин, и аккумулятор у тебя дохлый! Хватит – посадишь совсем, дай отдохнуть ему. И свет выруби.

– Рот закрой, умник. Сам знаю.

Щелкнул тумблер. Длинные желтые языки света исчезли, юркнули обратно в фары. В кабину забралась тишина, только по-комариному поныла под капотом какая-то шестеренка да булькнуло что-то в радиаторе. Потрескивало на морозе железо.

Димке вдруг стало так хорошо в этой тишине, в прокуренной кабине. Не хотелось никуда ехать, а просто стоять в огромной пустой степи и не думать ни о чем.

Ванька, видимо, испытывал что-то подобное. Сидел, молчал. Наконец, очнулся, завозился с замком зажигания. Стартер захлебывался, не схватывал, каждый раз визжа все жалобней и короче. Наконец, сдох окончательно.

Димка, наконец, вздохнул, отгоняя наваждение, сказал ругающемуся шепотом Ваньке:

– Кривой стартер доставай. Крутить будем.

Вылезли из кабины – мороз сразу ударил в лицо, полез под шинель. Пока Ершов громыхал железками в ящиках для запасных частей, Дима смотрел на небо. Там висели огромные, не видные в гарнизоне звезды. Подошел Иван, стуча зубами от холода и нервяка одновременно:

– Все, капец! Нет рукоятки.

– Блин, ты когда ее проверял?

– Не помню. Осенью вроде была. Полезли в машину – дубак страшный. Димка понимал, что надо что-то предпринимать: в кабину уже забирался мороз, разрисовывал инеем стекла. Но беззвучная громада степи внушала спокойствие и даже симпатию к некузявому Ершову и к обессилевшему «зилку», ругаться совершенно не хотелось.

– Чего делать-то будем, а? Замерзнем на хрен. А, Дим?

– Давай поедим. Где там сухпай у тебя припрятан?

– Ты это… Нормально себя чувствуешь?

Жигалин тихо рассмеялся:

– Хорошо я себя чувствую. Чего суетиться? Доставай вещмешок. Ершов привстал, развернулся, начал шарить за сиденьями. Звякнул железякой.

– Во, Димка! Ручку нашел! Тут была!

Жигалин улыбнулся:

– Ну вот, а ты нервничал. Сейчас заведемся да погреемся.

Уютно рокотал движок «зилка», печка гнала горячий воздух в кабину. Ершов, обсыпанный серыми крошками, нещадно чавкал, пожирая сухари из пайка. Жигалин поморщился:

– Как ты их лопаешь? Невкусно же.

– Конечно, не бабушкины пирожки. Знаешь, какую моя бабушка Дуся вкуснятину пекла? С яблоками, с рыбой! А шанежки какие? С рассыпчатой картошечкой, корочка – желтая с коричневыми пятнышками. Эх!

– Аппетитно говоришь, – Димка сглотнул слюну. – Ничего, дембель-нешся – наешься пирожков.