Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение 1917-1920 гг

Еще с 12 сентября Алексеев добивался и в октябре добился освобождения своих сотрудников — чинов Главного комитета Союза офицеров — и тонко шантажировал финансистов, требуя материальной поддержки и угрожая возможностью разоблачения их быховскими узниками.[289] А это доказывает установление его связи с арестованными. Многое говорит о том, что Алексеев оказался на распутье. Учитывая остроту отношений с Корниловым, он в принципе не возражал бы, если того убили в Быхове самосудом. В частности, когда в конце октября в Петрограде возник самочинный юнкерско-офицерский отряд (около 100 человек), намеревавшийся освободить Корнилова, то — конечно, не без давления Алексеева, державшего в руках все нити, — этого так и не случилось.[290] Но допустить распада обширных корниловских контактов Алексеев не мог, так как, даже будучи под арестом, Корнилов вел непрерывную переписку с Калединым и принимал связных тайных офицерских организаций.[291]

В Москве после неудачи Корнилова, еще 5 сентября, Союз бежавших из плена провел расширенное заседание, собравшее не только членов комитета и гонцов их петроградского отделения, но и многих офицеров из числа лечившихся в лазаретах. Как утверждала Нестерович, было принято решение «совершить военный переворот, захватить власть и объявить диктатором генерала Корнилова»,[292] для чего объединиться с Союзом Георгиевских кавалеров. Руководителем намечали сделать представителя Союза в Москве генерала Брусилова. Однако при встрече тот ответил, что подобные предложения уже получал, но счел авантюрой и потому повторил отказ.[293]

Конечно, талантливый и осторожный тактик Брусилов верно оценил положение: не прошло и недели после формирования в Москве карательных антикорниловских отрядов, и переворот был обречен. Очевидно и нежелание генерала «таскать каштаны из огня» для Корнилова, сменившего его на посту Верховного Главнокомандующего и выглядевшего поэтому конкурентом. Межличностные отношения вновь повлияли разобщающе.

Потеряв руководителя в лице Корнилова, московские организации не особенно спешили взаимодействовать с Алексеевым, о чем тот с досадой упоминал в письме от 18 октября: «В Москве мне тоже придется вести дело самому же… Я не нашел готовности помогать делом, хотя на словах все обещают и уверяют».[294] Такая реакция корниловских сторонников понятна: при совпадении целей личность новоявленного руководителя воодушевления не вызывала. И только контакты с «Белым Крестом» буквально накануне прихода к власти большевиков привели к появлению в Москве алексеевского эмиссара, члена Центрального Правления Союза Георгиевских кавалеров, Генерального Штаба полковника К. К. Дорофеева.[295]

Двадцатого октября Союз бежавших из плена запросил 3 тыс. винтовок и большое количество патронов для вооружения своей команды (насчитывавшей в августе всего 300 штыков), мотивируя потребностями конвоирования пленных австрийцев на работы.[296]Цифра позволяет установить примерную численность военно-политических организаций в Москве. Отметим отсутствие у рядовых членов амбициозности и соперничества, свойственных генералам, что указывает на большую сосредоточенность на целях и способность поступаться личными симпатиями во имя дела. Из-за отказа штаба округа сбор оружия велся до 26 октября самостоятельно, вплоть до пулеметов и орудий; о поддержке сил, сплоченных Союзом, оповестили военные училища и школы прапорщиков.

На следующий день, после получения известий из Петрограда, руководство антибольшевистской борьбой взял на себя Совет офицерских депутатов; начальником всех сил стал Дорофеев, в тот же день возглавивший штаб округа. Характерно, что он был выбран на собрании офицеров гарнизона, чем военные де-факто признали лидерство Алексеева (хотя многие о его роли и не подозревали и продолжали расчитывать на Брусилова).[297] Заметную роль играли также полковники К. К. Матвеев и лейб-гвардии Преображенского полка князь И.К Хованский 1-й.[298]