Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение 1917-1920 гг

Вторую попытку задействовать «нейтральных» гвардейцев предприняли через посредство генерал-лейтенанта И. Г. Эрдели, имевшего у них авторитет как бывший генерал-квартирмейстер штаба войск гвардии и командир лейб-гвардии Драгунского полка. И вновь вербовка закончилась неудачей,[749]что пробуждает недоверие, развеять которое способны следующие варианты интерпретации событий. С одной стороны, гвардейцы могли просто счесть генерала отщепенцем — как пришедшего от добровольцев — и уже не имевшим влияния. Но вместе с тем нельзя забывать, что именно Эрдели «явился ближайшим сотрудником генерала Алексеева» на Дону.[750] В силу этого гораздо уместнее предположить разницу между официальным и реальным содержанием его кавказской командировки, приходившейся на пик корниловско-алексеевского конфликта. Вероятно и логично получение совершенно противоположного приказа — о временном воздержании от активности. Не имея пока обширного документального обоснования, наше предположение подтверждается точным фактом нежелания Алексеева усиления соперника и всплеском гвардейского притока летом-осенью 1918 г.,[751] после гибели Корнилова.

Однако в том, что первопоходниками оказалось мизерное число гвардейцев, заключена одна из предпосылок последующей постепенной утраты ими влияния. Тем не менее, небольшая часть их вступила в армию изначально. Заметную роль в этом сыграли преображенец Кутепов, павловец капитан М. Н. Темников и гренадер полковник H. H. Дорошевич-Никшич, пришедшие на Дон с группами однополчан (до 18 офицеров) и своим примером привлекшие ряд других.[752] 30 декабря 1917 г. была сформирована Гвардейская рота при 1-м Конном дивизионе, в котором также служили гвардейцы-кавалеристы. В начале января 1918 г. в роте насчитывалось 20–30 человек, немного позже максимальная численность достигла 150–200 человек, а к февралю в результате непрерывного боевого применения сократилась до 80 штыков.[753] Первым командиром был Темников; рота действовала на таганрогском участке, начальником которого являлся Кутепов при начальнике штаба измайловце капитане А. Н. Герцык. Когда же остатки гвардейцев вошли в Сводноофицерский полк в виде взвода, а затем 3-й роты, то ее вскоре принял Кутепов, успевший немного прослужить в ней рядовым.[754]⁰ Из-за потерь в 1-м Кубанском походе от 3-й роты остался взвод, развернутый летом в 6-ю роту; в августе 1918 г. она была выделена из Марковского полка и преобразована в Сводно-Гвардейский батальон, а затем и в полк.[755]

Гвардейцы ощущали потребность конкретизировать свой статус, для чего 10 сентября 1918 г. в Екатеринодаре собрали «Совещание старших офицеров гвардии, находящихся в Добровольческой армии», под председательством лейб-гвардии Стрелковой Артиллерийской бригады полковника А. Н. Третьякова. Первый пункт его постановления декларировал нахождение в Добровольческой армии практически всех гвардейских частей, кроме Атаманского, Казачьего, Финляндского полков и Конвоя, — правда, в виде ячеек-взводов в сводных ротах (соответствующих дивизий) Сводно-Гвардейского батальона. Данное заявление поражает своей смелостью, так как в реальности от некоторых частей лейб-гвардии наличествовали лишь единичные офицеры. Гораздо ценнее признание: «… службой, достойной офицера, тем более гвардейского, в настоящее время является служба в Добровольческой армии» существенно отличавшееся от общей позиции гвардейцев; сознавая это, участники совещания грозили неявившимся в армию до 1 ноября 1918 г. судом чести. «Пряником» же являлась гарантия того, что «господа офицеры занимают командные должности»[756] (разрядка наша — Р.А.).

Начиная с первых дней движения, офицеры гвардии были вынуждены служить и в должности рядовых, причем офицерская рота присутствовала и в Сводно-Гвардейском полку осенью 1918 г.[757] Но как раз тогда, в боях под Армавиром, полк оказался разбит, много гвардейцев полегло,[758] а оставшиеся стремились под огонь намного слабее.