Офицерский крематорий

Всего из коробок мы извлекли сорок фотографий. Сороковая хранилась под обложкой фильма «Зеркало мертвеца», и все снимки, как точно подметил Кросс, были сделаны с места ЧП. Я заносил в листок названия серий, порядковые номера, описывал сюжет снимка и серии (нет ли связи между ними?). Времени это занятие отняло немало, я придержался системы, привитой мне в Следственном комитете военной разведки. И только два снимка вызывали вопросы: какой из них первый?

– Да не все ли равно! – попытался было возразить Кросс.

– Тебе, может быть, по барабану, мне – нет.

Пришлось действовать наугад, и снимок полицейского с отсеченными пальцами и обгоревшим лицом (он был похож на снимок под номером 21, который я обнаружил первым и на котором был запечатлен другой полицейский) стал номером 2.

– Отсканируй снимки. Оригиналы мы вернем на место.

– Как скажешь, босс! – Настроение моего напарника поползло вверх, как будто кто-то подышал на градусник. – Только сначала покажу снимки Карапетяну.

– Как хочешь, – в тон ему ответил я.

Дойдя до двери, Кросс неожиданно вернулся обратно, как будто только там до него дошел смысл моей фразы:

– Зачем ты хочешь вернуть снимки на место?

– Рано или поздно следствие установит личность Риты и по этому адресу проведут обыск, – охотно пояснил я. – Для меня важно, чтобы эти снимки легли на стол следователя.

– Странный ты парень. Тебе убийство шьют, а ты о краже улик печешься. Кстати, где ты прячешь стволы?

– Не твое дело. Мне они нужны для того, чтобы поторговаться со следствием, а не для того, чтобы палить из них налево и направо. Так что смерть от пули тебе не грозит.

– И все-таки ты странный…

Кросс ушел. Мне стало неуютно в этом громадном помещении, и я понял, что чувствовал Гулливер в стране великанов. Возможно, я, как и он, нашел новое приключение…

Тем не менее, несмотря на дискомфорт, настроение мое тоже поползло вверх. Что-то сдвинулось с мертвой точки.

Но и ждать результатов – хотя бы реакции Карапетяна на снимки – я не привык.

Что делать, когда ты не можешь найти выход из лабиринта? Если это возможно – вернуться к началу. И я, заблудившийся в этом нагромождении непоследовательных, противоречащих логике событий, начал сначала. Рискуя быть опознанным, приехал в аэропорт. В зале прилета я, как собака-ищейка, втягивал носом воздух и пытался нарисовать в голове свой же образ. Не заметил ли я в тот день кого-то подозрительного или, может быть, знакомого, кто мог следить за мной?.. Мне мешали смешанные чувства, завладевшие мною тогда. Я в тот час припомнил Ремарка: «Самый чудесный город – это тот, где ты счастлив». И я остался здесь.

Возвращаясь в город, я понимал, что ответы лежат близко к самим событиям, которые мне предстоит собрать в единую цепочку.

Глава 12 «Я, Павел Баженов…»

Я набрал номер сотового телефона Павлова.

Если бы я позвонил ему на рабочий номер, легко представил бы рядом с ним ту самую опергруппу, которую я облевал в «Гроте Луперкалии». Вот он – возбужденный и оголенный, как нерв, как будто внутри у него не сработал автоматический выключатель нагрузки, – машет рукой, привскакивает с места, призывая помощников к повышенному вниманию:

«Это он!»

Он – это я, самый мерзкий и скользкий, как устрица. Он – в переводе означает «ничтожный человечишка».

Еще два резких жеста:

«Он! Он!»

С каждым таким выпадом образ мой в его сознании меняется – от несгибаемого к покорному, и вот уже я – изрядно подсевшая батарейка… Он представляет тупик с соответствующим дорожным знаком, телефонную будку со списком номеров, по которым можно позвонить бесплатно: 01, 02, 03 и его собственный номер: 60-90-60. Я дошел до ручки. Как тот опер в куртке водоканала. Сделка со следствием – мой единственный шанс на спасение.

– А, Павел Ильич, – тоном, каким обычно отрывают от дел, отозвался на мое приветствие Павлов. – Здравствуй.

Пауза.

Казалось, засомневался – стоит ли хвататься за соломинку? У меня создалось обманчивое впечатление: ему нечего мне сказать. Но он поступил умно, отдав инициативу мне. Все-таки это я был зачинщиком разговора.

– У меня предложение, – начал я. – Одно предложение, одна сделка, одна цена.

– Говори, Павел, я слушаю.

– Обговорим условия встречи?

– Конечно, – живо отозвался Павлов. – Обещаю ходатайствовать о прекращении преследования…

– Эй, сколько человек сейчас висит на проводе, – перебил я его и постучал согнутым пальцем по трубке, – пять, шесть? И все они подсказывают тебе, да? Условия тут диктую я, запомни это хорошенько. Потому что ты – у себя в кабинете и обращаешься к стулу, на котором должен быть я. Но меня там почему-то нет. Почему? На этот вопрос может ответить и ребенок: «Потомучё». Я не люблю слова «облажался», но, похоже, так оно и есть. Там, в «Гроте Луперкалии», ты поскользнулся на содержимом моего желудка. Обещаю – при встрече больше не касаться этой темы. Алло, ты слушаешь меня?

– Да, конечно.

– Остальные тоже?

– С особым вниманием.

– Значит, тебе не придется пересказывать наш разговор.

– Как скажешь.