Офицерский крест

Юлия смотрела на хозяина кабинета придирчивыми глазами следователя по особо важным делам, который прибыл на место преступления. «Она смотрит на меня, как шейх, которому представили для покупки арабского скакуна», – мелькнуло у Гаевского.

Он предложил дамам кофе.

– А у вас тут так уютненько, – игриво сказала Юлия, осматривая кабинет и заодно – пробуя диван на пружинистость своей увесистой попкой.

Пока электрочайник разогревался, Гаевский поставил на журнальный столик перед диваном банку растворимого кофе и сахарницу.

Он уже хотел насыпать чайной ложкой кофе и сахар в чашку Натальи, но она сказала:

– Спасибо, я сама. Я пью кофе по-своему.

Она насыпала в чашку кофе, добавила сахара и стала растирать эту смесь чайной ложкой.

– Какой вкусный кофе, товарищ полковник, – восхищенно произнесла Юлия, – может, вы нам еще и коньячку нальете? У полковников всегда есть коньяк, правда же?

Наталья удивленно взглянула на нее и зажмурила глаза.

Слегка обескураженный этой внезапной просьбой, Гаевский достал из шкафа недопитую вчера с Таманцевым бутылку коньяка и разлил его в три рюмки.

– Ну, за знакомство, – подняла рюмку Юлия и решительно выпила коньяк.

А Наталья лишь пригубила. Заметив вопросительный взгляд Гаевского, сказала:

– Извините, но я коньяк не лю…

Юлия не дала ей договорить:

– Она, товарищ полковник, коньяк не любит, она ликер любит… Вишневый… Так что наматывайте на ус… Это я вот девушка без капризов, – на халявку пью все, кроме керосина и цианистого калия. Плесните мне еще, пожалуйста… А заодно, может быть, и покурим?…

И она засмеялась, – засмеялась с той мужской хрипотцой в голосе, какая обычно бывает у много курящих женщин.

Гаевский достал из стола тяжелую стеклянную пепельницу (он иногда, закрыв на замок дверь кабинета, тайком покуривал у открытого окна) и поставил ее на журнальный столик. Открыл окно и щелкнул дверным замком. Курили и болтали о чем-то несущественном. До того момента, когда Юлия вдруг спросила Гаевского:

– Вам уже сорок или еще не пятьдесят?

– Юлька! Ты что? Как тебе не стыдно? – напустилась на подругу Наталья.

Гаевский растерянно улыбался.

– А что тут такого? – ответила Юлия, кругами размазывая окурок по дну пепельницы, – ну спросила и спросила… Интересный мужчина…

Наталья резко встала с дивана, поблагодарила Гаевского за кофе и кивком головы дала понять Юлии, что пора уходить.

Юлия допила коньяк, не спуская захмелевших глаз с Гаевского, – что-то откровенно зазывное было в том ее взгляде.

– Ну, до новых встреч, тааарищ палковник, – путанским тоном протянула она, – бай-бай…

В тот момент Гаевский заметил, что глаза Натальи были сердито-ревнивыми. Пожалуй, больше ревнивыми, чем сердитыми.

Он проводил гостей до двери и долго не закрывал ее, глядя вслед дамам, уходящим по длинному коридору.

У него были глаза мечтательного охотника.

Тут Наталья, словно чувствуя его взгляд, резко оглянулась, поправила кофту на бедрах и загадочно улыбнулась…

Она наверняка догадывалась, что он любуется ее фигурой. Сказал же ей однажды Кружинер: «На такую фигуру, Наташенька, оборачиваются даже телеграфные столбы».

В душе полковника неслышно шелестнула еще одна страничка вожделенного романчика…

17

Сдав брошюры в секретку, Гаевский посмотрел на часы, – надо было спешить на заседание экспертного совета.

Когда полковник вошел в заполненный гражданскими и военными людьми зал, Журбей уже был на трибуне. Артем Павлович заметил в передних рядах и начальника института Померанцева, и гендиректора концерна Гребнева, и старика Кружинера, и лаковую лысину Томилина, и седеющий ежик Таманцева.

Журбей поглядывал поверх тонких очков в зал и говорил:

– Приступая к разработке «карандаша», мы прежде всего ставили перед собой задачу защитить наши «Тополя» и «Ярсы». Причем, сразу же после их старта, поражая атакующие вражеские противоракеты на разгонной траектории наших ракет. По нашим изначальным расчетам, высота поражения целей у «карандаша» должна быть не менее 120 км, что вполне достаточно для того, чтобы…

– Это маниловщина! Это нереально, товарищ Журбей! – вдруг громко крикнул сидевший в первом ряду кудрявый и грузный, как писатель Алексей Толстой, мужчина в сером костюме. Гаевский уже знал его, – то был зам Гребнева Ключник, – человек из команды нового гендиректора концерна. – Да-да! – еще громче воскликнул Ключник, – это маниловщина!

– Если вы так считаете, товарищ Ключник, – откликнулся Журбей, – то выходите, пожалуйста, на эту трибуну и обоснуйте свою точку зрения.

– Да-да, давайте так и сделаем, – поддержал его председательствующий, – не будет превращать серьезный разговор в дворовый митинг. Мнение Игоря Романовича мы уже услышали. Теперь послушаем его оппонента… А вы пока присаживайтесь, Игорь Романович. Мы еще раз предоставим вам слово…