Офицеры-2

В душе Шуракена вдруг шевельнулась тревога уз­навания. Это было первое человеческое чувство с того момента, как он оказался в этой камере. Чувства Шу­ракена мучительно напряглись, но все усилия заце­питься за проблеск человеческого самосознания, па­мяти, пока напоминали попытку немого заговорить.

Человек с худощавым ястребиным лицом, обшир­ной плешью, окруженной плотно прилегающими к че­репу седыми волосами, и жесткой щеткой таких же ко­ротких, пробитых сединой усов с отвращением осмотрел камеру: кровь, объедки, зловонная параша. В его холодных серо-голубых глазах сверкнула вспышка гнева. Но когда он снова повернул голову к Шураке­ну, твердый взгляд, направленный прямо в зрачки, был спокойный и властный.

— Встань, — приказал он.

В его голосе прозвучал волевой посыл такой силы, что ему нельзя было не подчиниться. Шуракен маши­нально поднялся на ноги.

— Следуй за мной.

Шуракен много раз слышал этот приказ, и всегда он означал конкретное целенаправленное действие, осмысленные усилия и достижение цели. И сейчас в его сознании возник ответный волевой импульс, ко­торый как проблесковый маяк прорезал царящий там хаос.

— Командор...

Все, слово было произнесено, имя названо. Раз­розненные куски головоломки сложились, Шуракен осознал, кто он, увидел себя в омерзительной, зага­женной клетке и почуял отвратительное зловоние. Он не представлял, что такого человека, как он, можно довести до подобного позорного состояния. Шуракен был уверен, что его можно убить, но нельзя унизить. Оказалось, что это не так.

Следом за Командором Шуракен вышел из каме­ры. За дверью их ждал адъютант Командора Костя, везде сопровождавший его и исполнявший различные поручения. В руках он держал такую же, как на Ко­мандоре, летную куртку на натуральном меху.

— Помоги капитану одеться, — приказал Коман­дор.

Адъютант невозмутимо подал Шуракену крутку. Точно такую куртку и черный комбинезон Шуракену выдали, когда он был зачислен в элитное боевое под­разделение и прибыл на учебную базу. Ощущение на плечах тяжести одежды, согревавшей когда-то в лю­бую погоду, дало еще один ориентир для возвращения к себе такому, каким он был до того, как его сломали.

Теперь Шуракен понимал, что с головой у него очень плохо. Память и самосознание начали как бы оттаивать, возникли слова, обрывки мыслей. Но все пока было сумбурно. Разум лихорадило от противо­речивых чувств, и единственное, за что Шуракен мог зацепиться, было безграничное доверие к Командо­ру, благородная преданность учителю, жестко и чест­но, без поблажек и снисхождения обучившего жесто­кому ремеслу.

Случайно или нет, но, пока шли по переходам, на­поминающим лабиринт, они не встретили^ни одного человека. Тут следует уточнить, что, когда Командор явился за своим сотрудником, его предупредили, что Шуракен опасен, и предложили надеть на него наруч­ники, прежде чем вывести из камеры. Ответ Коман­дора по форме далеко превосходил все известные об­разцы общеупотребительного мата, а по смыслу сво­дился к предупреждению, что если по пути на глаза Шуракену попадется хоть один человек, с которым ему захочется расквитаться, то Командор ему в этом мешать не станет. Наконец шагавший впереди Коман­дор открыл тяжелую бронированную дверь. Шуракен увидел мягкий пасмурный свет зимнего дня и почув­ствовал на губах ни с чем не сравнимый вкус свежего морозного воздуха.

Буквально два дня назад повалил густой снег, и землю укрыл настоящий зимний покров. И сейчас в полном безветрии пушистые белые хлопья медленно опускались в колодец внутреннего двора, со всех сто­рон замкнутого железобетонными плоскостями с ря­дами стандартных казенных окон. Невесомые холод­ные хлопья ложились на жесткую щетку коротких во­лос Шуракена, на его дикую щетину и продубленную свирепым чужим солнцем кожу.

Шуракен чувствовал, как вместе с холодным воз­духом в грудь входит сила и пьянящее счастье. Все-таки он вернулся.

5

Судя по тому, что после сигнала к подъему народ хоть и зашевелился, но не спешил вскакивать с коек, строгой дисциплины в этом заведении не придержи­вались.

Готовый в любую минуту вступить в драку за свою жизнь или честь, Ставр лег спать одетым, поэтому ри­туал утреннего облачения был предельно лаконич­ным — он просто застегнул пряжку на поясе. Даже бо­тинки надевать не пришлось. Зная, что хорошая обувь всегда представляет практическую ценность, он лег не разуваясь. Ботинки и пояс были его собственные, все остальное ему выдали с армейского склада.

Вертолет Динара доставил Ставра на американс­кую военную базу за пределами Сантильяны.

Ставр увидел вертолетную площадку, обнесенную капитальным забором из железобетонных панелей, обложенную мешками с песком сторожевую вышку и

маленький звездно-полосатый флажок на капоте подъехавшего джипа.

«Америкосы... интересно, что вы делали в Санти-льяне?» — машинально подумал Ставр, хотя теперь его это уже не должно было интересовать.

— Вы хотите что-нибудь сообщить о себе? — спро­сил Ставра сержант, вылезший из джипа.

— Нет, — ответил Ставр.