Офицеры-2

Тот день выдался дождливым и ветреным. В луже на асфальте Осоргин увидел первые опавшие листья. Он чувствовал себя бесконечно усталым и даже сокра­тил обычный маршрут прогулки. Промокший колли ничего не имел против.

Подойдя к дому, Осоргин увидел машину Коман­дора, въезжающую через арку во двор. Он сразу по­нял, что Командор привез известия о Егоре.

Командор вылез из машины. Он не ожидал встре­тить Осоргина во дворе и собирался покурить, преж­де чем подняться к генералу в квартиру. В руках у Ко­мандора были сигарета и зажигалка, увидев Осорги­на, он погасил огонек зажигалки, не поднося его к сигарете. Лицо Командора, обычно жесткое, напоми­нающее лицо статуи конкистадора из музея на Вол­хонке, сейчас вдруг ослабело, обвисло горестными, виноватыми складками. Командор был сам на себя не похож.

Осоргин пронзительно, отчаянно всматривался в это лицо, по нему угадывая страшную весть.

— Алексей Федорович...

— Что с Егором? Он жив?

— Погиб.

Некоторое время Осоргин смотрел на лицо Ко­мандора, в сущности уже не видя. Он воевал, любил,

терял, хоронил — теперь выпал его жребий. «Дальше тишина».

— Кончено.

Осоргин медленно повернулся и пошел к лестни­це, ведущей на высокий подиум перед дверями подъездов. Командор остался стоять на месте. Колли вопросительно ткнулся носом в его руку. Командор опустился на корточки, неловко сгреб пса и прижал к себе. Когда он снова поднял голову и посмотрел на Осоргина, поднимающегося по лестнице, у него вдруг возникло мистическое впечатление, что эта обветша­лая лестница имперской башни уводит генерала из мира живых.

Осоргин упал в конце лестницы.

Со второго курса Женя начала работать в госпи­тале Бурденко ночной сестрой. И работа и учеба вош­ли в привычную колею. Ее подруга и соседка по ком­нате в общежитии Ирка не одобряла ее образ жизни, считала, что Женя зря тратит время, отклоняя ухажи­вания однокурсников, а главное — одного молодого доцента, неженатого, имеющего московскую кварти­ру и, похоже, самые серьезные намерения в отноше­нии Жени.

— Чего ты ждешь? — приставала Ирка. — Они тебе не пишут, ты даже не знаешь, где они. Смотри, как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Может, они уже думать о тебе забыли.

Женя отмалчивалась. Вопреки всему она ждала Ставра.

Вечером, придя на дежурство, Женя открыла жур­нал, в котором регистрировались вновь прибывшие и выписавшиеся больные. Ей сразу бросилась в глаза фамилия Осоргин. Женя бросилась в реанимацию.

Все было кончено. Сестра накрывала лицо Осор­гина простыней. Женя остановилась на пороге. Ник­то не обратил на нее внимания, она слышала, как врач диктует сестре диагноз: 

— Обширный темпоральный инфаркт. Да-а, такие дела. Всего полгода, как он прошел диспансеризацию, все было в норме.

«Как жаль, что я не успела», — подумала Женя.

Она никогда не видела отца Егора. И вот теперь он умер. Женя еще успела подумать о том, каким го­рем это известие станет для Егора. И тут до нее дошел смысл того, что говорил другой врач своему коллеге. Они уже шли к выходу из палаты реанимации.

— Мне сказали, что у Осоргина сын погиб где-то за границей.

«Нет, — подумала Женя, — это неправда».

— Да, да, единственный сын, — подтвердила сес­тра. — Вот ведь какое несчастье.

Врачи и сестра прошли мимо Жени. Она стояла неподвижно, и они с удивлением покосились на мо­лоденькую сестру, почему-то не уступившую им до­рогу.

3

Змея никого не боялась, поэтому она стала лег­кой добычей. Ставр поймал ее, схватив вплотную к голове, так она не могла ужалить его. Вокруг было полно мелкой живности, попадались целые колонии земляных белочек, но их трудно было поймать, не имея ничего подходящего, чтобы соорудить силки. И потом, если выбирать между грызунами и змеей, то Ставр предпочел змею. Он съел ее сырой, вода, содержащаяся в ее крови и плоти, была ему сейчас нужнее всего.

После этого он уже ничего не ел. Одно из золотых правил выживания запрещает есть, если нечего пить, потому что воду, необходимую для переваривания пищи, организм будет вынужден отнять у других жиз­ненно важных органов, и процессы необратимых раз­рушений в них ускорятся. Того ничтожного количе­ства влаги, которое Ставр мог добыть на рассвете, от­жав росу из платка, было слишком мало. В сухом и жарком климате организм быстро обезвоживался.

Появились зловещие провалы, Ставр отключал­ся, а приходя в себя, обнаруживал, что валяется на зем­ле или, как зомби, движется в неизвестном направле­нии.

Вестниками смерти оказались мухи, а не угрюмо-величественные стервятники, неумолимо сужающие круги над добычей. Если бы Ставр мог выбирать, он предпочел бы стервятников: как профессиональные могильщики, они, по крайней мере, подождали бы, пока он превратится в падаль. Мухи пытались сожрать его живьем.

Выстрелы, внезапно раздавшиеся неподалеку, Ставр вначале принял за очередные глюки. Но стрель­ба продолжалась, и он понял, что в зарослях кустар­ника идет серьезная потасовка. Ставр пошел на звук стрельбы.