В пять тридцать у Людовича было назначено свидание с сэром Ральфом. Теперь он должен был встречаться с ним по предварительной договоренности. Они больше не поддерживали прежних непринужденных отношений, однако связи с сэром Ральфом Людович не терял. В своем изменившемся и теперь высоком положении Людович не нуждался в деньгах, однако имелись другие соображения, в интересах которых их старая связь могла пригодиться. О каждом своем приезде в Лондон он извещал сэра Ральфа, и они встречались за чаем. Для обеда у сэра Ральфа имелись другие компаньоны.
Они встретились в старом условленном месте. В свое время у сэра Ральфа был дом на Ганновер-терэс и интимное убежище на Ибьюри-стрит – комнаты над магазином, напоминавшие роскошную берлогу студента последнего курса; убежище это составляло тайну, известную едва ли пятидесяти лицам. Теперь эти комнаты стали его домом. Он перевез сюда менее громоздкие предметы своей обстановки, однако не намного больше людей, возможно, даже меньше, чем в старые времена, знали туда дорогу.
Людович прошел по Виктория-стрит, пересек бесформенное расширение в конце улицы и подошел к знакомой двери одновременно с хозяином. Сэр Ральф открыл дверь и пропустил Людовича вперед. Он никогда не испытывал недостатка в преданных слугах.
– Миссис Эмбьюри! – позвал он. – Миссис Эмбьюри!
На площадке лестницы показалась его экономка. Она знавала Людовича в прежние времена.
– Чай, – сказал Ральф, вручая ей небольшой сверток. – «Лэпсэнг Сучонг», полфунта. Добыт путем обмена на одном из неизвестных мне восточных рынков. Но чай отличный. В штабе у меня есть друг, который иногда достает его для меня. Чай надо расходовать поэкономнее, миссис Эмбьюри, но для майора, пожалуй, можно заварить покрепче.
Они поднялись наверх и уселись в гостиной.
– Ты, несомненно, хочешь услышать мое мнение о твоих эссе.
– Я хочу услышать мнение Эверарда Спрюса.
– Да, да, конечно, я заслужил этот небольшой выговор. Ну что ж, приготовься к хорошей новости: Эверард
– Эссе[78]
, – сказал Людович. – Знаете ли вы, как называют нашу эмблему? – Он постучал ногтем по эмблеме на лацкане своей форменной тужурки. – Педик, сидящий на своих лаврах.– Да, да. Очень метко. Я уже слышал эту остроумную шутку. Нет, Эверард считает это название старомодным. Он предлагает назвать «Путевые заметки» или как-нибудь в этом роде.
– Это не имеет значения.
– Совершенно верно. Но он определенно заинтересовался тобой. Хочет познакомиться. Фактически я предварительно принял за тебя приглашение на сегодняшний вечер. Сам я, увы, не смогу представить тебя. Но тебя там ждут. Адрес я дам. А ко мне сюда придет другой посетитель.
– Кудрявый?
– В штабе его зовут Сузи. Нет, не он. Сузи – милый мальчик и несгибаемый член партии, но он несколько серьезен для этого. Я отправил его на собрание. Нет, я ожидаю очень смышленого молодого американца по фамилии Пэдфилд. Он офицер,
Миссис Эмбьюри принесла чай, и небольшая, загроможденная мебелью комната наполнилась ароматом.
– Боюсь, что не смогу предложить тебе закусить.
– Я достаточно смышлен, чтобы не приезжать в Лондон наедаться. Нас хорошо кормят там, где мы расквартированы. – Людович перенял офицерский тон у сэра Ральфа, но редко пользовался им, когда они оставались наедине. – Миссис Эмбьюри почему-то не очень общительна последнее время, правда?
– Это твой высокий чин. Она не знает, как держаться в твоем присутствии. Ну, а как ты? Где побывал сегодня?
– Перед приходом сюда я ходил в аббатство посмотреть на меч.
– Ты, наверное, подобно другим, начинаешь ценить но достоинству достижения русских. Обычно ты не слишком разделял мои красные симпатии. Мы едва не поссорились однажды, помнишь? Из-за Испании.
– Там, на Ближнем Востоке, были испанцы – настоящие подонки… – Людович оборвал фразу, вспомнив то, о чем решительно старался забыть. – Мой визит туда не имеет никакого отношения к политике. Этот меч является темой еженедельного литературного конкурса в «Тайм энд Тайдс» на сочинение сонета. Я решил, что, если взгляну на него, у меня могут возникнуть какие-нибудь идеи.
– О, дорогой, не вздумай сказать об этом Эверарду Спрюсу. Боюсь, что он презирает эти литературные конкурсы в «Тайм энд Тайдс».
– Просто мне нравится писать, – возразил Людович, – в разной манере о разных вещах. В этом, по-моему, нет ничего зазорного, правда ведь?
– Конечно, нет. Литературное чутье. Но не говори об этом Эверарду. Ну и как, у тебя
– Не такие, чтобы их можно было использовать в сонете. Но это заставило меня призадуматься о мечах.
– Первоначальная идея и цель устроителей всей этой церемонии, как сейчас говорят, заключалась не совсем в этом. Имелось в виду, что вид меча вызовет у всех мысли о танках и бомбардировщиках, о народной армии, изгоняющей нацистов.