– Всегда помногу спортом занимался, – пояснил Эпторп уже в казарме. – Сержант Прингл правильно насчет позвоночника говорит. Сразу видно – специалист. А я свой позвоночник в последнее время сверх меры сотрясал. То-то мне нехорошо. Не иначе, все дело в позвоночнике. И вообще, не хочу, чтоб меня стариком или там слабаком считали. Я не хуже остальных. Просто на мою долю больше лишений выпало.
– Кстати, насчет общественного мнения: это правда, что ты Сарум-Смита ко мне отправил?
– Ну да. Денег принципиально не одалживаю и сам в долг не беру. Насмотрелся и на должников, и на кредиторов.
На каждую лестничную площадку полагалось две ванны. В спальнях уже топились углем камины. Огонь поддерживали старики-алебардщики, вновь призванные под королевские знамена и приставленные прислуживать в казармах. Это было для Гая любимейшее время суток. Из-за двери ванной слышался топот – молодые офицеры спешили в кинотеатр, в гостиницу или на танцы. Гай сначала долго мок, потом обмякал в плетеном кресле у камина. Ни одна средиземноморская сиеста не давала такой степени расслабления.
Пришел Эпторп, звать Гая в офицерский клуб. Офицеры-курсанты вольны были являться в любой одежде. Синюю форму приобрели только Эпторп и Гай, и это обстоятельство в определенном смысле выделяло их среди прочих новичков, приближало к боевым офицерам – не потому, что только они могли позволить себе потратить по двенадцать гиней, а потому, что решили инвестировать в традиции Полка алебардщиков.
«Дядюшки», оба в синей форме, вошли в офицерскую столовую – и обнаружили там только майора Тиккериджа и капитана Босанквета.
– Давайте к нам, – хлопнул в ладоши майор Тиккеридж. – Эй! Музыку, кордебалет и четыре розовых джина!
Гай любил майора Тиккериджа и капитана Босанквета. Гай любил Эпторпа. Гай любил картину над камином, изображавшую плац алебардщиков в пустыне, причем плац целехонький. Гай любил весь Полк, любил глубоко и беззаветно.
Ужин был официальный. Выборный председатель стукнул по столу молоточком из слоновой кости, капеллан прочел молитву. Молодые офицеры, привыкшие к трапезам более скорым и менее обильным, находили атмосферу весьма гнетущей.
– По-моему, глупо, – заметил Сарум-Смит, – даже во время еды людей муштровать.
Стол освещался ветвистыми серебряными подсвечниками. Подсвечники знаменовали вехи славной истории полка за последнее столетие. Вехи имели вид осанистых пальм и коленопреклоненных дикарей. Присутствовали человек двадцать офицеров. Большая часть молодых дернула в город; «старики» уехали на окрестные виллы, к женам. Вино подавали, только если в Полку кто-то гостил. Гай в первый вечер сплоховал – попросил кларету, и был тотчас осажен фразой: «А что, разве нынче у кого-то день рождения?»
– Сегодня концерт АЗМB[10]
. Пойдем?– Пойдем.
– Вообще-то, я собирался устав с новыми поправками перебелять.
– Говорят, наш писарь за это дело берет всего фунт и рад-радешенек бывает.
– Лучше самому, – возразил Эпторп. – А на концерт я все-таки пойду. Там должен быть капитан-комендант, а я с ним с первого дня не разговаривал.
– И что ты ему хочешь сказать?
– Ничего конкретного. То есть смотря по ситуации.
Гай выждал несколько минут.
– Слышали, что начальник отделения личного состава сказал? Нас, возможно, отправят на фронт.
– Дружище, а вам не кажется, что отправка на фронт подпадает под категорию «разговоры о делах»?
Тут снова раздался стук молоточка, капеллан прочел молитву, и денщики стали уносить посуду. Процесс съема скатерти неизменно вызывал Гаево восхищение. Капрал становился в конце стола, денщики поднимали подсвечники. Затем следовало едва заметное движение капральских запястий – и скатерть белоснежной лавиной обрушивалась на капральские ботинки.
Стали разносить портвейн и нюхательный табак. Компания распалась на мелкие группки.
У алебардщиков имелся собственный гарнизонный театр. Помещался он в казарме. Гай с Эпторпом пришли, когда мест уже почти не осталось. Первые два ряда держали для офицеров. В середине сидел дородный полковник, которого алебардщики почему-то называли капитан-комендантом, с женою и дочерью. Гай с Эпторпом осмотрелись. Два свободных места было только подле полковника. Этот факт у обоих вызвал замешательство, Гай даже хотел уходить. Эпторп, наоборот, сделал шаг вперед.
– Ну, чего заробели? – прогрохотал капитан-комендант. – Не хотите с начальством рядом сидеть? Познакомьтесь: мое семейство.
Гай с Эпторпом уселись.
– Вы ездите домой на выходные? – спросила полковничья дочка.
– Нет. Видите ли, мой дом – в Италии.
– Не может быть. Вы, наверно, художник или музыкант? Как интересно.
– А я одно время жил в Бечуаналенде, – встрял Эпторп.
– Вам, видно, есть что порассказать, – констатировал полковник. – Ну да после об этом. В конце концов, мы на концерт пришли.
На полковничий кивок зажглись огни рампы. Полковник поднялся на сцену.