Теперь, в Новочеркасске, мне пришлось несколько раз повидать и беседовать с генералом Алексеевым. В первый же раз он произвел на меня впечатление уставшего и, с виду, очень постаревшего человека. Между тем ему было лишь 61 год, т. е. далеко не преклонного возраста. Чувствовалось, что пребывание на ответственном посту, где он, в сущности, был во главе вооруженных сил страны, в период тяжелой и небывалой еще по размерам войны; принятия государственных решений, перед отречением Государя; дальнейших переживаний революции, – все это наложило свою тяжелую руку на его здоровье и психику. Он болел за все душой, у него было желание действий и работы, а сил уже было мало.
К сожалению, в эмиграции теперь слышатся обвинения этого скромного труженика и работника, что он был во главе группы, желавшей удаления с престола Государя, чему я лично поверить не могу. Конечно, это утверждение идет от лиц хотя и близко стоявших к трону, но ровно ничего не сделавших, а затем в Белом движении активного участия они не приняли, и целью их было лишь личное спасение.
Генерал Алексеев познакомил меня с обстановкой начала формирования Добровольческой армии; жаловался, что приходится быть крайне экономным, т. к. денежных средств до смехотворности мало и приток их не утешителен. Вот говорил он: «Недавно приезжали ко мне делегаты из Москвы, от нашего Московского центра, полностью обещали помощь, даже выражали желание организовать гражданское Управление при формирующейся нашей армии, хотя для этого у нас и территории не было. Я их благодарил, но просил в первую очередь оказать помощь – сбором денег, направлением людей для формирования частей и, если возможно, снаряжения. Расстались мы дружески».
В это время Алексеев, видимо, был еще в полной уверенности, что Московскому центру, который был определенно настроен патриотически, удастся наладить помощь, хотя бы денежными средствами. Но поднять на жертвенность оказалось не по силам, и впоследствии Алексеев жаловался при встречах со мной, что от обещаний и слов далеко не ушли.
Находясь в столице Донской области, я явился к атаману А.М. Каледину[432]
в его приемные часы. В то время в Новочеркасск прибывало немало людей, и атаман принимал всех желающих ему представиться и повидать. На приемах бывало много представляющихся, и атаман, войдя в залу, обходил пришедших. Мне раньше не приходилось встречаться с Калединым, но, конечно, я знал о его блестящих действиях на войне, как решительного, знающего, образованного и деятельного начальника, проделавшего войну от начальника дивизии до командующего армией. Я стал в общей группе и, когда атаман подошел ко мне, назвал свой чин и фамилию. Атаман прислушался к моему имени и просил, по окончании им обхода, зайти к нему в кабинет.Войдя в кабинет, мне сразу бросилась в глаза его строгая, печальная задумчивость; как будто бы его мысли были где-то далеко. Прося меня сесть, он с минуту молчал, а затем спросил: «Если не ошибаюсь, вы женаты на дочери генерала Клунникова?» На что я ответил утвердительно.
Действительно, мой тесть, Н.И. Клунников, принадлежал к старинной казачьей фамилии, прослужив в лейб-гвардии Атаманском полку, затем служил на Дону, сперва адъютантом у донских атаманов, в том числе у князя Святополк-Мирского, будущего министра внутренних дел, был атаманом Таганрогского округа и был избран еще до войны членом Государственного совета от донских землевладельцев и потому был хорошо известен в здешнем краю. Находясь в Петрограде, он в октябре, незадолго перед выступлением большевиков, успел вывести свою жену и мою семью в Новочеркасск. Он был глубоко уверен, что здесь коммунисты получат отпор и власть их сюда не доберется. Но его больное сердце не выдержало всех событий и переживаний, и вскоре по приезде сюда, 9 декабря 1917 года, он скончался от паралича сердца, и я не застал его в живых.
Получив мой ответ, А.М. Каледин, после небольшой задумчивости, сказал мне: «Я рад, что познакомился с вами, и хочу высказать, что ценил вашего тестя; он был настоящий не только казак, но и стойкий русский. Мне очень жаль, что смерть лишила очень полезного сотрудника».
Поблагодарив за теплые слова, я в свою очередь предложил, если буду нужен, свою помощь и просил информировать меня об обстановке.
Он снова задумался и не торопясь высказал: