15 мая торжественно хоронили, вместе с собравшимся отовсюду населением Чакрака, лейб-драгуны своих убитых на сельском кладбище. 16-го и 17-го стояли на прежнем месте, а 18-го, к вечеру, я был выслан с тем же слегка освеженным полуэскадроном на Геническ. В эти дни, по желанию командира английского миноносца, в моем присутствии последний произвел вдоль стрелки боевую стрельбу, согласованную с орудиями сзади стоявшего монитора. Вышедшее с белым флагом население хуторов, а также отсутствие красных по линии стрелки к северу этим опытом вполне подтвердилось. Правда, в ночь на 15-е большевики снова пытались подойти, но пущенная вахмистром эскадрона Б.А. Боком из английского прибора красная ракета подняла снова такую адскую пулеметную стрельбу, что большевики снова повернули и на этот раз. В поле подобрали три трупа с красными звездами на шапках, но без оружия.
17 мая полуэскадрон полковника Александровского в сумерки прошел отделявшие нас 12 верст, предупрежденный жителем Геническа, что город свободен, занял его без боя. Он доносил одновременно, что у узловой станции Ново-Алексеевка (10 верст к северу от Геническа) слышны сильные взрывы и глухой частый артиллерийский гул. Стало очевидно, что большевики, теснимые и с юга, и со стороны Джанкоя спешно занимавшими его симферопольцами, бегут, уничтожая заготовленные здесь склады. Надо было торопиться, чтобы, заняв Ново-Алексеевку, попытаться перерезать путь на запад хвосту красных обозов. Тотчас же войдя в город, выслан взвод только что прибывшего из Новороссийска поручика графа В.И. Беннигсена[481]
на Ново-Алексеевку (10 верст), а другой взвод, корнета Келеповского, двигается для охранения Геническа с севера. Через 2 часа, ночью, первое донесение, и чрезвычайно подробное, поручика графа Беннигсена говорит нам, что на Ново-Алексеевке брошен целый громадный состав, частью перекинутый на путях. В нем большевики оставили отряду несколько вагонов муки и фуража в зерне, вагон сахару, длинную пушку без замка, несколько пулеметов Максима, ящики с патронами, а у взорванной ими водокачки много интендантского типа повозок и двуколок. К тому же времени Келеповский донес, что двигающийся со стороны Джанкоя красный бронепоезд все время стреляет из орудия и пулеметов. Он, по-видимому, застрял на путях и находится в безвыходном положении, а потому, верно, расстреливает свои патроны.Посланные по линии железной дороги в его направлении из Ново-Алексеевки четыре охранника с инструментами разобрали пути верстах в восьми, на уклоне. Действительно, уже утром наши конные разведчики обнаружили далеко впереди перекинутые платформы с красным броневиком и 2 пулеметами без замков, большевистская прислуга убежала – ее и след простыл, и ближайшие поиски ни к чему не привели.
Весь день проходит в погрузке и доставке специальным паровозом из Геническа, из Алексеевки оставленного красными имущества и продовольствия, а далее раздача муки и сахара нуждающемуся населению, по указанию городского головы, прибывшего из Геническа и назначенного комендантом отряда – ротмистром П.А. Боком.
Следующие два дня посвящены исправлению и освежению обозных двуколок, конской мобилизации (набрано в обмен на некоторых старых – 30 свежих лошадей двух категорий – в строй и в обоз). Заодно и забрали какого-то классного заводского производителя, из-за которого, по жалобе владельца, пошла из штаба армии бесконечная криминальная переписка. Лихой мичман Севастьянов, начальник «Гидры», отобрал у местной еврейки какие-то ценные зубоврачебные инструменты, пригрозив ей немедленной смертью. Все это было объяснено шуткой, и инструменты были возвращены. Затем несколько скандалов расшалившейся молодежи, и стоянка победителей пришла к концу.
Эскадрон двинулся в Мелитопольский уезд, пересекая его через Аскания-Нова (Фальцфейновский зоопарк) на берег Днепра, к востоку от Казовки. Днепр становится отныне и надолго нашей оборонительной линией.