Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8

В помощь лейб-драгунам приданы были из Кавалергардского эскадрона пулеметчики с легкими пулеметами системы «Льюис». Покуда эскадрон готовился к переправе, когда стемнело, из Каховки выплыл на двух морских лодках штабс-ротмистр Озеров, по направлению к тому же острову. Налет на баржу должны были проделать эти две лодки с командой драгун и пулеметчиков. В темноте эскадрон благополучно переправился на остров, прошел по тропинке сквозь густые камыши и, заняв стрелковую позицию, замер в ожидании. Приблизительно час спустя подошел со своими лодками штабс-ротмистр Озеров. Ночь была теплая, лунная; решили подождать захода луны. Поднялся небольшой ветер в море, сильно зашелестели камыши и ивы; ждать пришлось часа два. Когда наступила полная темнота, уставили пулеметы на носы лодок, штабс-ротмистр Озеров погрузился в них с 20 драгунами и 4 кавалергардами-пулеметчиками и тихо отчалил от берега, скрывшись немедленно в темноте. Все стали напряженно прислушиваться.

Опершись спинами о ствол большой ивы, полковник Александровский и я тихо разговаривали; прошло томительных 15—20 минут, и Александровский, повернувшись ко мне, заметил: «Все благополучно, видимо, на барже никого нет, и Озеров сможет спокойно забрать там что надо».

Но скоро послышался плеск весел, и из темноты вынырнули очертания обеих лодок; причалили к берегу. Озеров быстро выпрыгнул из лодки и, подойдя к нам, доложил полковнику Александровскому: «Баржа занята большевиками, они ее разгружают, ясно слышны голоса, что делать?»

Все господа, встав в кучу, начали обсуждать. Александровский заметил, что лучше не рисковать ночным боем; я высказал свое мнение Александровскому, что если мы этой ночью ничего не сделаем, то нас пошлют обратно на следующую ночь, и что тогда будет хуже, потому что большевики наверное узнают от жителей села, что мы были на острове; остров всего длиною каких-нибудь 400 саженей и шириной около 250; что у большевиков напротив нас имеется 30 орудий, из которых 8 тяжелых, и что, открыв заградительный огонь из 30 орудий по маленькому острову, большевики просто уничтожат эскадрон.

Александровский, подумав немного, заявил мне: «Если хочешь, веди экспедицию по своему усмотрению». Я согласился. Подойдя к драгунам, я заметил, что непривычная обстановка и возвращение лодок подействовали на людей, и, когда я тихо вызвал охотников, произошла заминка. Наконец из темноты ко мне подошла какая-то фигура и сказала: «Я, господин ротмистр», затем потянулись и другие. Отобрав 20 человек, я сел в лодку, в другую сел штабс-ротмистр Озеров. Снова поплыли в темноте. Пришлось взять много вверх по течению, так как сильно относило. Лодки шли параллельно одна другой. Чтобы не ошибиться в темноте, прошли всю длину острова вверх и, пересекши Днепр, повернули назад и пошли вдоль неприятельского берега. Скоро мы услышали голоса, и немного спустя стал очерчиваться силуэт баржи и замелькало несколько огоньков от папирос большевиков. Гребцы замедлили ход. Тогда я подал команду полным голосом: «Лодки прямо на баржу, пулеметная команда, прямо по барже – огонь!»

Раздался треск пулеметов, и в эту темную ночь вспышки стрелявших пулеметов резко прорезывали в темноте огневые полосы. Лодки в несколько махов долетели до баржи, и драгуны бросились на абордаж.

Большевики, застигнутые врасплох, не сопротивлялись, часть их бросилась в лодку и бежала на свой берег, и 9 человек сдалось; среди них была женщина – местная крестьянка.

Тогда мы бросились к осмотру баржи: на палубе лежало большое количество германских кожаных подсумков и хомуты – другого ничего не было. Трюм был затоплен. Начали шарить баграми в трюме и, наконец, зацепили что-то очень тяжелое. Долго тащили, и, наконец, выплыл громадных размеров самовар без крышки. С досадой бросили его обратно в воду. Надо было торопиться: оставался час до рассвета. К счастью, с берега большевиков на наш огонь не отвечали. Наполнив лодки подсумками и хомутами, забрав пленных, отчалили от баржи и поплыли к острову.

Ветер понемногу крепчал. Дойдя до острова, команда выгрузилась, и лодки быстро пошли вниз по течению, в Каховку. Эскадрон, пройдя сквозь камыши, начал свою переправу на плоскодонниках. Стало светать, ветер настолько окреп, что началось волнение.

Оставшись последними на острове, со взводным Фоменко и двумя вольноопределяющимися, Васильчиковым и Баласом, – мы смотрели на переправу эскадрона. Катились черные волны с белыми гребешками, и плоскодонники запрыгали, некоторых стало захлестывать волной, один из них, дойдя почти до берега, начал тонуть, шедший рядом с ним его вытащил.

Сев в последний, пустились и мы, но, не дойдя до середины, к нам вкатилась волна и заполнила наш плоскодонник наполовину; лодка чуть осела, и немедленно вкатилась вторая волна. Рыбак, сидевший на веслах, потерял голову и беспомощно заколотил веслами; попробовали выкачивать воду, но еще одна волна – и вода нам дошла до колен; плоскодонник перестал продвигаться вперед – вода все прибавлялась.