Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8

– Ну, распущенный, смотрите!.. Если вы старому ротмистру не привезете всего того, что я записал… Лучше не показывайтесь мне на глаза!..

Я бросаю взгляд на записку и читаю: маленькие ножнички для маникюра, одеколон, пудра, крем «Метаморфоза» и т. д. В лаконической записке корнета Сатова-Швендера[510] написано: «Деньги, деньги, деньги».

Нагруженный письмами, поручениями, я на другой же день уехал, но не один. Со мной отправился маленький доброволец Миша Лифшиц – 12-летний улан Его Величества.

Это был поразительный мальчик. Звали все его Мишей. На самом деле он был сын богатых евреев, имевших свой дом и магазин в одном из больших сел Мелитопольского уезда. Еще до прихода добровольцев в село нагрянула банда махновцев, начавшая грабить село. Разумеется, в первую очередь пострадали зажиточные Лившицы. На глазах мальчика, имя которого было Моисей, негодяи, убив его отца и мать, изнасиловали его четырнадцатилетнюю сестру, а затем один из них штыком ей распорол живот. При виде этой кошмарной сцены он бежал из дому и пристал к наступавшим добровольцам. Попал он в один из тех уланских эскадронов, которые были сформированы из немцев-колонистов.

Выглядел Мишка моложе своих лет. Это был красивый круглолицый мальчик, с карими глазами, которому нельзя было дать больше девяти. Но нужно было видеть его в бою… Он был бесстрашен, лез всюду и все время твердил, что мстит за свою сестру. Когда наши части отступили от станции Федоровка на Ново-Алексеевку, то требовалось выслать добровольцев на Федоровку для того, чтобы взорвать водокачку и пути… Первым вызвался Миша, который вместе с другими подрывниками отлично выполнил задачу. За спиной он вечно носил австрийский карабин, из которого очень метко стрелял. Раз с ним произошел в Севастополе следующий случай. Он был остановлен тремя рабочими – по-видимому, большевиками. Они стали с ним болтать и во время разговора пытались отнять у него карабин… Юркий Мишка сумел отскочить и, взведши затвор, крикнул пытавшемуся его обезоружить оборванцу:

– Встань на тридцать шагов!..

Видя, что тот медлит исполнить это, выстрелил в него. Выстрел был смертельный. Рабочий упал мертвым. Пуля попала ему в грудь.

Миша носил серую австрийскую куртку, с пришитыми к ней алыми с синим кантиком погонами, коротенькие, такого же цвета бриджи, ботинки с обмотками, на голове – черная папаха. Он хорошо ездил верхом, рубил своей маленькой шашкой, метко стрелял из пулемета. В дополнение ко всему этому, это был страшно сообразительный, умный, не по летам развитой мальчик. И погиб он при весьма трагическом обстоятельстве. Был он назначен конвоиром – сопровождать товарный поезд с военным грузом, в котором находились взрывчатые вещества. Большевиками ли в тылу или махновцами путь был испорчен, и поезд потерпел крушение. Обломками вагонов придавило бедного Мишу. Пробовал он, раненный, изувеченный, выползти кое-как, но вдруг раздались один за другим взрывы, и поломанные, сошедшие с рельс вагоны загорелись…

Мир праху твоему, маленький, никому не известный герой!

По дороге в Ялту нужно было заехать на хутор Безелер, повидать командира дивизиона Ковалинского, получить соответствующее удостоверение. Здесь узнал, что едет в Ялту также штабс-ротмистр Мейер, блестящий офицер и хороший товарищ. Сидели как-то мы с ним в 3-м классе Суворовского корпуса на одной парте. Из Безелера на тачанке днем 22 марта отправились все втроем в Джанкой, удачно попали на отходивший в Севастополь поезд и приехали туда той же ночью. Переночевав в гостинице «Киста», на другой день в шесть утра я раздобыл автомобиль, и мы понеслись в Ялту.

Прелестный день. Солнце временами сильно припекает. Живописная, чарующая природа… Вот и Байдарские Ворота, и дух на минуту схватывает от необычайно сказочной, развернувшейся перед глазами панорамы… У ног бездна – «васильковое» море… Автомобиль спускается быстро, мелькают одна за другой татарские деревушки, Симеиз, Алупка, Ливадия… Вот и Ялта…

Но что такое?.. Ялту не узнать… Куда девалась беспечная, веселая, гуляющая по набережной толпа?.. Люди как угорелые носятся взад и вперед. Все чем-то озабочены… Знакомые куда-то торопятся, не замечают, не узнают… Что-то случилось… Мы с Мейером в недоумении.

* * *

Оказывается, в «Обде» вывешено только что полученное по телеграфу известие – «Перекоп взят красными. Добровольческие части отступили на Джанкой».

Известие это поразило нас с Мейером. Каких-нибудь тридцать часов, как мы оттуда; все было спокойно… Перекоп и Сиваш твердо оборонялись, и не было ни малейшей мысли об отступлении. Наоборот, последние дни большевики, после неудачной попытки переправиться ночью через Сиваш, в месте расположения нашего эскадрона, не предпринимали никаких активных действий.

Паника в Ялте все увеличивалась и увеличивалась. Передавали, что большевики уже в Симферополе, что передовые их отряды заняли Алушту. Все устремились к молу…