Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8

Лейб-гвардии Финляндский полк благодаря старанию своих офицеров в 1918 году возродился на Дону и со своим старым боевым знаменем проделал все походы Донской армии, а потом и всю кампанию Русской Армии на Юге России.

Вспоминаю полковника Ковалинского, который в 1918 году сформировал отряд из чинов 2-й и 3-й Сводно-кавалерийских дивизий, а перед самым оставлением Крыма был убит, выравнивая в конной атаке Гвардейский кавалерийский полк, которым он командовал.

В Северо-Западной армии генерала Юденича также участвовало большое количество офицеров гвардии, во главе с генералом Родзянко (командующим армией), князем Ливеном и графом Паленом[672]. Эти офицеры, между прочим, способствовали формированию таких полков, как некоторый Уральский[673] и Конно-егерский[674]. Красный же Семеновский полк (остатки лейб-гвардии Семеновского полка), под командой старых кадровых офицеров полка, целиком перешел на сторону белых и сражался до расформирования армии[675].

И наконец, много гвардейских офицеров сражались на Восточном фронте в армии адмирала Колчака. В этой армии, между прочим, усилиями группы офицеров Преображенского полка был сформирован 1-й Егерский полк.

Кто может сказать с точностью, сколько русских офицеров и добровольцев пали смертью храбрых в разных местах Русской земли, сражаясь против большевистской власти.

Имена их Господи веси.

Что же касается потерь гвардии, известно, что в боях Белого движения было убито более 300 офицеров, из коих 90 человек кавалерии.

Я говорю лишь о потерях офицерского состава, т. к., к сожалению, здесь нет возможности говорить о наших соратниках-добровольцах и солдатах, которые, вдохновленные пламенной любовью к Родине, страдали вместе с нами, бились с нами насколько было сил и жертвенно умирали в боях.

Без них мы ничего не могли бы сделать.

Вот что можно очень вкратце сказать о действиях гвардии в Белом движении.

Перенесясь в далекое прошлое, молитвенно помянем погибших и ушедших вождей Белого движения и наших братьев и товарищей-гвардейцев, на поле брани павших в противобольшевистской борьбе на Русской земле во имя служения Отечеству и восстановлению престола.

В. Маевский [676] ГВАРДЕЙСКИЕ САПЕРЫ [677]

Весна 1919 года

В это памятное утро, средних чисел апреля, я еще спал крепким сном в номере своей гостиницы, когда кто-то резко сдернул с меня одеяло, самым бесцеремонным образом нарушив мои мирные грезы.

– Быстро, быстро!.. Довольно нежничать!.. Вставай, собирайся и направляйся на пристань… Через два часа едем с тобою в Одессу… Да скорее же, мой друг, уже поздно!

Я открыл глаза и увидел нашего старшего полковника, общего любимца Николая Михайловича Никонова[678], прибывшего с фронта. Как оказалось, полковник спешно забирал меня с собой в Одессу для получения пулеметов и другого необходимого полку имущества.

– Живее же, мой друг! – настойчиво гремел голос Никонова. – Мы с тобой сейчас поплывем на большом океанском транспорте со штабом командующего греческими войсками. Будь готов через минут двадцать, а я пока побегу в штаб за документами и литерами… Итак, до скорого!

Весь одно движение и энергия – милейший полковник исчез за дверьми… Хорошо уяснив, что для размышлений мне не было предоставлено даже лишней секунды, я стремительно оделся, собрался и спустя час вместе с тем же Никоновым уже плыл на шлюпке по направлению к громадному океанскому мастодонту.

Прошло не более двух часов после моего невольного пробуждения в номере гостиницы, а я уже находился в открытом море, спокойную гладь которого мощно резал зарывшийся вперед гигантский нос океанского парохода. Последний был наполнен военными, преимущественно офицерами весьма многолюдного греческого штаба, а также солдатами греческой и французской армий, которых в общей сложности было около двух тысяч.

Пребывали в числе наших спутников и русские офицеры, подобно нам направлявшиеся в Одессу во главе с бравым адмиралом князем Трубецким[679], являвшимся старшим из всех присутствовавших.

Погода стояла прекрасная, весенняя, дававшая возможность с приятностью проводить время на палубе, любуясь видом и красками погруженного в спокойствие Черного моря.

Пароходные палубы были запружены разгуливавшей греческой и французской военщиной, что давало возможность спокойно и объективно наблюдать солдат этих обеих армий и делать соответствующие выводы о их внешности и поведении. При этом следует отдать справедливость грекам: все они выделялись ростом, опрятностью, совершенно новым обмундированием и заметною склонностью при всех обстоятельствах держать себя в приличных рамках военной дисциплины солдат мирного времени. Совсем не то можно было сказать о представителях армии «прекрасной» Франции, плывших с нами на этом же пароходе… Как и всегда, они представляли весьма печальную картину солдатской расхлябанности, типичного нахальства, соединенного с крикливостью и крайнею неопрятностью своих одежд и тел.