Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8

Изумленный такою исключительною любезностью высшего начальника, я поспешил занять указанное мне место и стал терпеливо дожидаться конца военного совещания, попутно рассматривая его участников… Среди присутствовавших я вскоре узнал начальника штаба дивизии полковника В.К. Фукса[706], полковника Гвардейского кавалерийского полка Римского-Корсакова, двух полковых командиров, фамилии которых теперь вылетели из моей памяти, еще одного кавалерийского полковника, с которым ранее мне не приходилось встречаться, и, наконец, тут же был уже мне знакомый адъютант начальника дивизии.

Ждать мне пришлось недолго. Совещание кончилось. Старшие офицеры откланялись генералу Выграну, и хата стала быстро пустеть. В результате я остался наедине с начальником дивизии и его начальником штаба.

– Очень рад, что вы так быстро прибыли, дорогой! – обратился ко мне милейший генерал. – Но в дальнейшем от вас потребуется еще большая быстрота и энергия…

Я щелкнул шпорами, всею своею фигурой выражая полную готовность исполнить какое угодно поручение.

– Ну так вот! – продолжал генерал, одобрительно кивнув. – Сейчас вам выдадут письменное приказание, а в придачу – двух корнетов и пять солдат… Немедленно же отправляйтесь с ними в Севастополь и постарайтесь исполнить все вам порученное как можно скорее… Надлежит получить для нас седла, пики, теплые вещи и т. д. Во всем этом мы сильно нуждаемся, а время, как вы сами знаете, – нешуточное. Поэтому напрягите силы, чтобы сделать все это с большою быстротою… – После этих слов генерал на мгновение умолк, после чего добавил как бы с некоторым смущением: – А вот это письмо, – и он конфузливо протянул руку с запечатанным конвертом, – не откажите, если возможно, передать моей жене… Она, вероятно, волнуется… Желаю вам, дорогой, счастливого пути и полного успеха!

Принимая письмо из рук генерала В.Н. Выграна, я невольно встретился взглядом с его добрыми глазами, и мне почему-то до боли в сердце стало жаль этого доблестного, отважного и беззаветно преданного своему долгу русского генерала.

«Какое горькое, страшное и вместе с тем обидное время мы переживаем! – подумал я с тоскою. – И какое грозное испытание послано нам Богом!..»

Не произнеся более ни слова, я еще раз почтительно вытянулся перед начальником дивизии и после этого поспешно вышел из хаты…

Вскоре я и мои спутники уже изнывали от духоты и тесноты в битком набитом вагоне пассажирского поезда, с грехом пополам совершавшего свой пробег с севера на юг, по направлению к Севастополю…

Что представляло собою подобное путешествие по железной дороге в последние дни печальной памяти Крымской эпопеи – хорошо могут себе представить только те, кто эту эпопею пережил непосредственно… Но, несмотря на все прелести такого путешествия, Провидению все же было угодно помочь нам не только благополучно добраться до Севастополя, но и быстро выполнить все поручения, возложенные на нас начальником дивизии.

Штаб Главнокомандующего сделал все от него зависящее, дабы ускорить получение нами необходимых вещей. Снабженные особыми полномочиями и предписаниями, мы перегружали ящики с седлами, пиками и другими предметами первой военной необходимости прямо из трюмов иностранных пароходов в наши вагоны. Те же всесильные предписания штаба помогли нам продвинуть эти вагоны на свободные пути за севастопольской станцией; последнее дело представлялось, пожалуй, труднее всех предыдущих. Станция была забита бесчисленными составами, спешно прибывавшими с севера и ежечасно привозившими с собою, кроме растерянных и озабоченных пассажиров, всякого рода тревожные слухи, порождавшие уныние и панику…

Последняя, основанная на звучавших повсюду тревожных разговорах, уже росла в Севастополе…

– На севере Крыма дела совсем пошатнулись… Белые отходят, большевики заливают Таврию… Куда же нам деваться? В море, что ли?

Увы, эти панические разговоры не были безосновательными… Но мы, получив свои седла и пики, были охвачены такою спешкой, что даже не обратили внимания на тревогу, охватывавшую Севастополь. И уже через два дня паровоз нашего поезда свистнул и снова повез нас на север, к Симферополю и Джанкою. А когда эшелон остановился около симферопольского вокзала, мы уже от знакомых офицеров узнали о тяжелом положении добровольцев на фронте и отходе наших войск из Северной Таврии…

На следующее утро мы прибыли в Джанкой, в котором творилось уже нечто трудно описуемое… армия спешно отступала, и в этом городишке царило настроение печали, разочарования, растерянности и всесильного страха перед грядущим. Джанкойский вокзал был забит составами более севастопольского; станционное здание и дебаркадер кишели смешанною толпою из офицеров, солдат и несчастных штатских; в переполненном нахлынувшими беженцами поселке нельзя было раздобыть ни кусочка хлеба.