Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века

Однако в процедуре принесения клятвы также делалось различие: президенты, советники, секретари и судебные исполнители приносят ее при закрытых дверях (huiz clos), т. е. только в присутствии членов корпорации, а адвокаты и прокуроры — при открытых (huis ouverte) (12 ноября 1415 г.). Об этой разнице свидетельствует и тот факт, что они перечисляются секретарем отдельно (например, «суд и адвокаты и прокуроры» (13 августа 1416 г.). Об этом косвенно свидетельствует и характеристика внутреннего устройства корпорации как единого тела, приведенная в речи делегации Парижского университета: «Большой палец, указательный и средний, которые означают три сословия в Палате, а именно: президентов, советников, адвокатов и нотариусов» (19 августа 1404 г.).

Наглядным выражением единства парламентской среды стало совместное участие всех ее членов в торжественных процессиях, и эта демонстрация единства убедительнее прочих фактов показывала, какое значение Парламент придавал корпоративному принципу[315]. Именно так, все вместе, в строгой иерархии парламентских должностей предстал Парламент на похоронах короля Карла VI, и здесь «следом за президентами и советниками шли секретари и нотариусы Палаты… после них судебные исполнители, оберегая, чтобы никто не устраивал давки или беспорядка» (9 ноября 1422 г.). При подготовке к встрече короля «двух корон» Генриха VI Парламент отказал Палате счетов в просьбе идти вместе с ним в торжественной процессии. Совершенно иное отношение было проявлено к прокурорам и адвокатам: на торжественной встрече Парламент был представлен «в строгом порядке, по двое (deux en deux) президенты, советники, секретари, нотариусы, судебные исполнители, адвокаты и прокуроры» (24 ноября 1431 г.). В таком же единстве и порядке Парламент хоронил королеву Франции, супругу Карла VI Изабо Баварскую, и там вновь судебные исполнители шли впереди прокуроров и адвокатов, «расчищая им дорогу» (13 октября 1435 г.).

Ощущение единства парламентской среды было присуще членам корпорации, и они видели его истоки в характере их службы: по словам секретаря, это были «нерасторжимые узы уважения и общности, чтобы быть союзниками в утешении и труде» (12 февраля 1431 г.)[316]

Этой же цели должно было служить участие Парламента в похоронах своих чиновников. Зная о почти болезненном отношении парламентариев к перерывам в работе, можно в полной мере оценить, какое значение придавал Парламент этой традиции, если ради похорон прерывал работу. Все чиновники принимали участие в торжественных проводах бывшего парламентария. Вот как это обозначается в протоколе: «Было заседание совета около одного часа, потом объявление приговоров полтора часа, затем чиновники Суда пошли в церковь Сен-Марсель на похороны Пьера Рейльяка, бывшего советника короля» (10 июня 1402 г.). Чиновники расценивают участие в похоронах как продолжение своей работы и потому всегда прерывают заседания ради участия в похоронах (12 декабря 1409 г., 5 августа 1412 г., 1 марта 1414 г., 13 августа 1415 г., 1 июля 1421 г.), а если похороны должны состояться в другом городе, тогда Парламент дает отпуск тем чиновникам, кто намерен в них участвовать. Очень любопытный эпизод был связан с этой парламентской традицией: в 1407 г. потомки Жана де Марэ, бывшего одним из руководителей восстания майотенов в Париже в 1382 г., принесли письмо, в котором король разрешал погребение останков этого человека, казненного вместе с другими участниками восстания. Парламент, утверждая это решение, отмечает, что покойный был «доктором права и адвокатом короля на заседаниях», т. е. принадлежал к этой корпорации (11 марта 1407 г.).

^{23. Надгробие Робера Може, первого президента Парламента (Коллекция Гэньера. Национальная библиотека, Париж)}

Корпоративный принцип особенно пригодился для защиты чиновников от нападок, угроз или оскорблений, вызванных исполнением ими своих обязанностей. Принятые в государстве законы, направленные на защиту чиновников как особых слуг короля, наделенных в период исполнения ими государственной службы неприкосновенностью, были изданы под мощным давлением самих чиновников, очень быстро столкнувшихся со стремлением сделать их «козлами отпущения», удобной мишенью для критики власти[317]. Объявляя нападки на королевских чиновников наивысшим государственным преступлением — оскорблением величества (lèsemajesté), Парламент внимательно следил за неприкосновенностью своих чиновников, не делая в своей защите различий между корпорацией и парламентской средой. При этом принципиальное значение для характеристики корпоративного принципа имеет тот факт, что наказание зависит не от должности чиновника в парламентской иерархии, а от тяжести «оскорбления» и его обстоятельств.