Отстаивая свою независимость и неподчиненность никому, кроме короля, парламентарии в то же время следили за тем, чтобы университет не забывал приглашать их на очередные собрания выпускников, и обижались на невнимание. Так был обойден Клеман де Фокамберг, которого не пригласили в 1425 г. на очередное собрание (месса и обед) в коллегию нотариусов в церкви Целестинцев, хотя он там бывал ежегодно «согласно чести и прерогативе секретаря Парламента» (6 мая 1425 г.). О чести Парламента идет речь, когда президентов и советников пригласили присутствовать на завтраке в школе канонического права и на вечерне, а на следующий день — на начале занятий и на обеде в
Так в самооценке парламентариев четко проступает их претензия на особый статус в обществе. И в самоназвании парламентариев, отличном от всех прочих чиновников, и в названии института, сохранившем связь с Королевской курией, видно, что Парламент в своих претензиях и привилегиях насаждал в обществе образ совершенно особенного служителя государства, каковым должен был представать парламентарий. Все эти усилия в целом служили укреплению авторитета не только самого института, но и судебной королевской власти, формированию в обществе уважения к зарождающемуся сословию профессиональных служителей нового культа — государства[313]
.§ 2. Интерьер парламентской корпорации
Корпоративный принцип функционирования Парижского Парламента способствовал формированию определенных взглядов и системы ценностей. Он благотворно сказался на работе института, комплектовании персонала, участии в политической жизни общества. Однако едва ли не самым значительным последствием стало формирование общности парламентской среды, восприятия парламентариями себя как группы людей, связанных общей клятвой, работой и взаимной ответственностью. Вовсе не авторским произволом вызвано употребление на страницах этой книги выражений типа «Парламент решил», «Парламент приказал»… Именно Парламент, нерасчленённо и едино, выносит решения, действует, советует и защищается. Интересно узнать, как достигалось такое единство, что оно подразумевало, что давало чиновнику и что запрещало. Главное, необходимо понять, как воспринимала себя корпорация, что ценила в чиновнике, а что считала недостатком, т. е. определить, какой эталон парламентского служения она выработала к этому времени и пыталась представить обществу.
В предыдущем параграфе было показано, как в самоназвании парламентарии пытаются отделить себя от прочих чиновников короля, считая себя «совершенно особыми». Однако там речь шла о судьях, о тех, кто входит в состав трех палат Парламента. Между тем для работы парламентской «машины» столь же важны и необходимы были и прокуроры, и адвокаты, и судебные исполнители, и секретари, и нотариусы — все те, кого мы именуем здесь парламентской средой. Эта среда была одним из основных источников пополнения Парламента, оттуда он черпал свои кадры, уже прошедшие проверку на знания, работоспособность и преданность институту. Воспринимал ли Парламент этих, не входивших в его состав, но близких по образованию, опыту и образу жизни, чиновников «своими»? Данные, которыми я располагаю, позволяют ответить на этот вопрос утвердительно. Парламент воспринимает всех чиновников, так или иначе связанных с работой института, как единое целое.