Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века

Принадлежность к парламентской корпорации давала человеку не только относительное материальное благополучие, но и высокий социальный статус и вес в обществе. Поэтому служба в Парламенте была не столько работой, сколько способом существования, олицетворением призвания человека. Поставленные в зависимость от качества работы института, материальные блага службы и моральный вес в обществе способствовали формированию у чиновников отношения к Парламенту как к коллективной собственности и воплощению своего предназначения. В парламентской этике и культуре отразилось то новое, что принесло в общество государство как культурный феномен: служение общему интересу в верховном суде королевства приобрело качества того особого явления, которое М. Вебер определял как Beruf — «профессиональное призвание». Не свойственное человеческой природе, такое отношение к труду, по мнению М. Вебера, имеет религиозный мотив как поставленная Богом задача, однако оно стало важнейшим этапом в рационализации мышления и обмирщения сознания, поскольку выполнение долга в рамках мирской профессии рассматривалось как наивысшая цель нравственной жизни человека. Высказанный М. Вебером призыв выяснить, насколько средневековая христианская этика способствовала победе этого, по его мнению, «духа капитализма», нашел отклик в данном исследовании. И вовсе не случайно, что аналогом немецкому слову Beruf. впервые использованному в таком контексте Мартином Лютером в его переводе Библии, не считая наиболее точного эквивалента в древнееврейском языке, является в латинском языке слово officium, означавшее «длительную профессиональную деятельность, которая служит источником дохода человека и тем самым является прочной экономической основой его существования»[489].

Работа как способ существования, как судьба и форма самоидентификации человека — таковой в основных чертах предстает служба чиновника в Парижском Парламенте. Период острейшего кризиса, избранный в качестве временных рамок исследования, показал жизнеспособность этого института власти. Выбор, сделанный Францией в этот период в пользу национального государства, складывался из отдельных выборов каждой социальной группы и частных выборов людей. На выбор чиновников Парижского Парламента решающее влияние оказали их представления о себе, своем институте и королевской власти. Так культура, поставленная в социальный контекст, становится одним из решающих факторов развития, а носитель определенной культуры — парламентарий — активным действующим липом исторического процесса.

Выходцы из всех сословий королевства, чиновники Парламента — единственные, помимо короля и канцлера, — носили королевскую одежду. В обществе, где социальная принадлежность требовала внешних форм выражения, такая униформа говорила о многом. Наряду с клятвой, субординацией, дисциплиной и этикой, форма завершает портрет парламентского чиновника — «офицера власти». Такая одежда не просто подчеркивала «особенность» парламентария и выделяла его вне залов Парламента. Эта одежда была символом парламентской службы.

Окончательный вид одеяние парламентского чиновника получило к началу XV в. Оно состояло из длинной и прямой робы, капюшона с опушкой и мантии алого цвета с опушкой. Роба была алого цвета для чиновников-мирян и фиолетового — для чиновников-клириков. Одежда президентов, помимо описанных атрибутов, имела ряд особых знаков: мантия была застегнута па горловине и открыта с правой стороны, а также имела три золотых галуна и три белые ленты из меха, пришитые на оба плеча; кроме того, они носили круглую шляпу черного бархата, окаймленную золотым галуном[490]. Вследствие резкого изменения моды в начале XIV в. и появления короткой одежды длинное одеяние сохранилось только у короля Франции, а также служителей закона и мэтров университетов, как и у духовенства. Однако уже Карл VI крайне редко надевал длинную мантию, только в самых торжественных случаях. Современники ясно осознавали, что подлинную королевскую одежду носят постоянно только чиновники Парижского Парламента[491]. И если часть атрибутов одеяния президентов позднее распространилась на военную форму, то мантия (hermine) сохранилась до сих пор как одеяние судьи. Так королевское одеяние, переданное королем — вершителем правосудия для всех — своим чиновникам, превратилось в знак облеченного наивысшей властью справедливого, строгого и милосердного суда.