Публично-правовая природа институтов королевской власти определяла основной конфликт в становлении государства — столкновение «общего блага» и «частного интереса», будь то интересы высшей знати, партий или могущественных кланов. Защита общего блага была, в принципе, заложена в характере государственной службы и не оставляла чиновникам Парламента выбора: они обязаны были отстаивать общие интересы, если хотели оставаться на службе. Отсюда закономерна их позиция в борьбе
Парламент использовал этот конфликт для укрепления королевской власти, осудив и поставив вне закона «частную войну», начатую кем бы то ни было, кроме короля. Более того, именно осуждение войны
Отныне верховный суд претендовал на эту королевскую функцию — устанавливать правосудие для всех и опираться при этом на существующие законы. Право каждого подданного быть выслушанным королем превратилось в надежный способ самозащиты чиновников формирующегося государства, не признающих право короля смещать их без должного основания и без возможности самооправдания. Профессиональные качества становятся выше личной преданности королю не только в оценке чиновника, но и в его деятельности. Так развитие институтов власти закономерно привело к их автономизации от личности короля и функционированию в соответствии с законами страны. Процесс профессионализации королевской службы сопровождался развитием рационализма и прагматизма в подходе чиновников к своей работе, отразившихся и на их этике. Именно прагматизм помог Парламенту выжить в условиях «английской Франции», поскольку служение верховному суду, в котором заинтересованы все сословия общества, оказалось надежнее меняющейся политической конъюнктуры.
Наконец, в организации и функционировании парламентской корпорации нашли воплощение преимущества коллегиальной формы управления, способной противостоять давлению извне любых сил. Делегированная королем Парламенту прерогатива вершить «правосудие для всех» изменила характер судебной королевской власти в пользу общества. Король, как бы ни был он мудр и тверд, подвержен влиянию своего окружения, а институт в сто судей становится практически неуязвим для этого вмешательства. Коллективная оборона, взаимные обязательства, секретность обсуждений Парламента не позволили политическим силам существенно повлиять ни на комплектование его персонала, ни на его решения.
Появление слоя профессиональных служителей власти, частью которых являлись парламентские чиновники, принципиально изменило социальную структуру средневекового общества и породило новые грани политической культуры, вошедшие в итоге в «золотой фонд» западной цивилизации. Чиновники Парижского Парламента были выходцами из всех слоев и сословий французского общества, от крестьян до дворян. Возможно, именно поэтому их дружно ненавидели все сословия, не прощая социального «предательства». Предательством выглядели новые качества, присущие чиновнику и отличавшие его от всех иных сословий.
В основе самоидентификации парламентариев лежало представление о себе как об особой касте служителей нового культа — государства. Служению этой «новой религии» было подчинено все: клятва, кодекс чести, дисциплина, субординация, этика, специфические нормы жизни, знания и вся жизнь. Для того чтобы стать чиновником Парламента, человек должен был рано избрать эту область деятельности, отдав годы жизни для вступления в корпорацию, не говоря уже об усилиях и немалых денежных затратах на получение образования, приобретение опыта и незапятнанного имени.