Офсайд

Джереми подозвал меня к своей машине и начал рассказывать о том, что Рэйчел на него злится из-за… чего-то. Я не особо слушал. Мое внимание привлек знакомый звук старой Хендай, которая с пыхтением вползла на стоянку.

Я лишь мимоходом взглянул, когда она припарковалась в пяти машинах от нас. Машина взбрыкнула еще раз, прежде чем заглохнуть. Я видел ее сквозь слегка затуманенное окно с приложенным к уху телефоном, и задавался вопросом с кем она могла разговаривать, ведь почти все из школы были тут.

Наверно, с Софи и скорее всего о том, чтобы посидеть с ребенком.

Ладно, признаю, то как я смотрел вряд ли можно было назвать «мимоходом взглянуть». Я пялился на нее, когда она вышла из машины и пошла через парковку. Она и не смотрела на меня, так что я продолжил наблюдать за ней, отчего сжималось в груди.

Мне хотелось подойти к ней, взять за руку и помочь идти по льду.

Хотелось сказать ей, что все это ошибка.

Просто хотелось обхватить ее руками и сказать, что я гребаный придурок и что на самом деле не думаю, что способен выжить без нее.

Но вместо этого я остался на месте, глядя как она с трудом идет, раскинув руки для баланса, и не обращая внимания на едва достигающее моих ушей бурчание Джереми.

– Ты слышал хоть одно гребанное слово из того, что я сказал? – спросил он.

– Рэйчел надоело таскаться в кино на боевики, а ты никогда не позволял ей самой выбрать фильм, – сказал я, не сводя глаз с Николь. Я даже не вслушивался в слова, которые механически ему повторял.

– Да, верно. Однако…

Мой взгляд резко метнулся от Николь к Бьюику Клинта, который только что заехал на парковку, двигаясь слишком быстро для скользкой дороги. C таким заднеприводным корытом, которое он водил, не было никакого шанса, чтобы эта сильная инерция могла бы компенсироваться в гололед, в итоге он не справился и начал юлить. Автомобиль бешено занесло сначала влево, а затем вправо.

Прямо на Николь.

Я не думал.

А просто действовал.

Давление в бедрах в момент, когда я оттолкнулся от земли было в прямом смысле болезненным. Визжащий звук ревел у меня в голове и не позволял сосредоточиться. Все, что я мог видеть, это ее лицо, ее широко распахнутые от шока и ужаса глаза, когда она замерла на месте и смотрела как на нее боком заносит машину.

Мои шаги были твердыми, несмотря на скользкую поверхность. Я видел свою цель – ее красивое, прекрасное лицо. Я прыгнул вперед, раскинув руки, схватив ее за голову и прижав к своей груди, как самый важный сэйв в своей жизни.

Мы вместе полетели в сторону, а затем упали на землю. Я видел бок старого красного Бьюика, когда прижимал ее тело плотнее к себе, окутывая своими руками и ногами в мертвой сцепке. Визг покрышек накрыл меня сзади, а от удара железа по моей спине нас обоих частично закинуло под другую машину.

Шекспир сказал: «Борьба за клад всегда таит угрозы»¹⁰². Что бы я ни чувствовал, почему-то в данный момент не имело никакого значения.

Но почему все вокруг темнело?

Глава двадцать четвертая БРОВКА 103

Это было странное чувство.

Раздавленности... удушливости.

Я изо всех сил втягивал воздух в легкие.

Визг в моих ушах сменился странным неестественным раздирающим звуком.

Все было черным.

Белым.

Красным.

Когда мне удалось разлепить глаза, то меня окутало море бриллиантовой голубизны.

Приоткрыл рот, губы казались сухими и потрескавшимися. Я сглотнул и выдавил из себя единственные важные слова.

– Румпель? – горло саднило, а ротовая полость, казалось, была покрыта налетом несвежего дыхания. Я провел языком по небу и ощутил вкус меди, сглотнул.

– Томас? – ее красивый, сбивчивый голос пропел мне. – Что?..

– Ты в порядке, Румпель?

– О, боже мой… Томас… Томас…

В ногах онемение.

Тошнота в желудке.

Я поборол ее.

– Ты… в порядке? – повторил я, задыхаясь. На моем подбородке было что-то густое и жидкое.

– Я в порядке, Томас, – прошептала она, в ее глазах стояли слезы. – Не двигайся, хорошо?

Ее пальцы касались моей щеки – теплые и мягкие. Она откинула непокорные волосы с моего лба, в то время как звуки сирен приближались. Ее прикосновения были такими приятными, и я знал, что был самым большим придурком в мире, потому что так долго отказывался от этого.

– Я никогда не хотел причинить тебе боль, – произнес я. Слабый голосок в моей голове посоветовал сказать ей – было важно, чтобы она знала. Бок болел и казался теплым и липким, что не имело смысла на фоне холодного цемента подо мной. До меня смутно доносилась куча воплей вокруг нас – голоса других учеников, взрослых – возможно, менеджера закусочной.

– Не пытайся говорить, малыш, – сказала она. Движение ее пальцев в моих волосах ускорилось – стало отчасти неистовым. – Просто лежи спокойно, ладно?

– Ты такая красивая, – сказал я. Мне хотелось обхватить ее рукой за затылок и прижать ближе, чтобы иметь возможность поцеловать – если бы она мне позволила, но моя рука не двигалась. В спине чувствовалась острая боль – повыше, рядом с плечами. На самом деле, похоже, я вообще не особо мог пошевелиться.

– Ах, Томас… твоя нога…

Моя нога? Мои ноги не болели – лишь плечи и бок.

Я закашлял.