Офсайд

Я почувствовал, как она кивнула, не сказав ни слова и не отрываясь от меня. Ее язык вновь проник в мой рот и пробежал по моему. Я не мог этим насытиться и впился в него губами, в то время как мой собственный язык путешествовал по ее. Николь усилила нажим, и я ударился головой о подголовник сиденья, в то время как она залезла мне на колени и начала целовать по-настоящему.

Так чертовски хорошо…

Она скользнула руками мне на плечи, а затем снова перевела их на мою грудь. Слегка царапнула меня ноготками через ткань моей джерси, отчего я простонал ей в губы, а затем опустил руки вдоль ее спины и прижал к себе, пока мы продолжали целоваться, и целоваться, и целоваться.

В какой-то момент, как раз перед тем, как нам бы понадобился бальзам для губ, Николь отодвинулась, разрывая поцелуй, и ее глаза снова встретились с моими. Она раскраснелась и тяжело дышала, но, что самое главное, в ее глазах снова был огонь. Я наклонил голову и еще разок легонько ее поцеловал.

– Если это будет по-настоящему, – сказала она, – нам нужно кое-что четко разъяснить.

Николь выпрямилась на сиденье, приподнявшись так, чтобы наши глаза оказались практически на одном уровне. Она взяла мое лицо в ладони и удерживала на одном месте.

– Что? – спросил я, слегка занервничав.

– Томас Мэлоун, никогда больше не вздумай снова трогать мое барахло, ты меня слышишь?

Мое лицо непроизвольно расплылось в улыбке.

– Ты думаешь это смешно, Мэлоун?

Я отрицательно покачал головой.

– Я думаю, что ты красавица, – сказал ей. – И мне нравится, когда ты так меня называешь, Румпель.

– Как? Мэлоуном? – спросила она, покачивая головой. – Но так тебя зовут.

– Взамен за это имя, в котором нет твоей и части, всю меня возьми!⁶³

Она сердито посмотрела на меня, но я заметил, как дернулись уголки ее губ. Вновь наклонившись, подхватил губами ее нижнюю губу, посасывая и пробегая по ней кончиком языка. Ее пальцы снова зарылись в мои волосы, и она притянула меня к себе. Я медленно отодвинулся, упиваясь ощущением ее пальчиков, подергивающих пряди моих волос.

– Разве тебе не нужно тренироваться перед сегодняшней игрой? – спросила она, приподняв брови.

Я уткнулся головой ей в плечо и сильнее ее стиснул.

– Да, наверное, – сказал я, пожимая плечами.

– Может, тогда тебе стоит отправиться туда.

– Наверно стоит.

– И тебе стоит сегодня играть чертовски хорошо, – добавила она. – Я ожидаю игру в ноль.

Она взяла меня за подбородок и приподняла его, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, а затем сказала, прижимая свои губы к моим, подчеркивая каждое слово поцелуем:

– Лишь. Для. Меня.

От ее слов мое сердце начало биться чаще, и я посмотрел в ее восхитительные глаза.

– Ты это получишь.

Не было ничего, чего мне хотелось бы сделать больше, чем это. Такое волнительное ощущение – я чувствовал себя собой в гораздо большей степени, чем на протяжении долгого времени.

Я собирался выиграть эту игру.

Я собирался выиграть ее для моей Румпель.

Войдя в раздевалку, я был максимально раззадорен.

– Ну что, мудилы, готовы надрать кое-кому задницы? – выкрикнул я, запрыгнув на лавочку рядом со шкафчиками.

– Пошел ты! – ответил Джереми. Парочка ребят ответили в том же духе.

– Устроим шатаут! Ни отдадим ни единого очка этим ублюдкам! – проорал я. Ткнул пальцем в моих защитников: – Разыгрываем сегодня европейскую защиту. Вы, мудилы, отводите их к боковым линиям, затем прямо к центру – никаких кроссоверов⁶⁴. Оттуда уже я его возьму.

– Будет сделано, – вылез Пол.

– Клосав, Клинт – вы, парни, делайте свое дело, и у нас все будет путем.

– Блядь, да! – воскликнули они в один голос.

– Фрэнки, если ты окажешься еще хоть раз в офсайде, я лично надеру тебе задницу после игры. Не пасуй гребаный мяч, ты меня слышишь? Оставайся в зоне защитников.

– Как скажешь, капитан. – Он улыбнулся мне странной слабой улыбкой, но я его проигнорировал.

– Тони, – я посмотрел вниз на новенького, который сидел на полу рядом с дверью в душевые, зашнуровывая свои бутсы.

– Да? – откликнулся он, выглядя немного обеспокоенным.

– Начинаешь сегодня ночью. Центр. Добудь мне гребаный гол.

Его глаза расширились, и он улыбнулся.

– Блядь, да! – повторил он.

Я плюхнулся на скамейку и начал одной рукой доставать вещи из сумки, в то время как второй открыл свой шкафчик. Я выложил все в одну линию на лавочке – сначала щитки, затем носки, после бутсы. Надел их. Сначала на правую ногу, затем на левую, зашнуровал бутсы, заправил шнурки и встал для растяжки.

Игра в ноль.

Для моей Румпель.

Моей.

Я не переставая улыбался.

– У тебя хорошее настроение, – сказал Джереми, плюхнувшись рядом со мной со все еще расшнурованными бутсами.

– Сегодня мы надерем задницы, – сказал я с маниакальной ухмылкой.

– Я немного удивлен, – сказал он чуть тише. Ребята потихоньку стали двигаться в сторону выхода из раздевалки, готовые отправиться на поле. Было слышно, как снаружи начал играть оркестр. – Не так давно я и не думал, что дела идут так хорошо.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… ты и Николь… в коридоре.

– А, так ты это видел?