“Эффект вмешательства ведущего” был особенно заметен на встрече, которую я описывал выше – с Роуэном Уильямсом, тогда архиепископом Кентерберийским, в Шелдонском театре в Оксфорде. Мы с доктором Уильямсом оба были настроены на цивилизованную беседу, я с нетерпением ее ждал. Но, к сожалению, нас все время сбивал председатель – именитый философ и весьма любезный человек, чье ревностное стремление “давать пояснения”, пересыпанные философской терминологией, дало противоположный эффект (так нередко случается с философами).
На моей лондонской “взаимной консультации” со Стивом Пинкером (несмотря на “взаимность”, надо сказать, что я от него почерпнул больше, чем он от меня) собралась многочисленная публика, что привлекло внимание Би-би-си. Не пожелаем ли мы тем же вечером поучаствовать в программе “Вечер новостей”
– Не могли бы вы кратко охарактеризовать природу своих разногласий с доктором Пинкером?
– Мм, на самом деле не уверен, что мы можем многое предложить, когда дело касается разногласий. Мы, кажется, почти во всем согласны. С этим что-то не так?
На линии повисла долгая пауза.
– Нет разногласий?
И она немедленно отменила приглашение! Видимо, взаимно просвещающие беседы не ценятся на телевидении. Нужны разногласия, должны лететь искры. Если на телевидении ценятся только рейтинги, это удручает. Хотелось бы надеяться, что она ошибалась и что разногласия на самом деле не повышают рейтинги, – но не могу быть в этом так уж убежден. Как бы то ни было, с моей личной точки зрения, как я уже говорил в предыдущей главе, рейтинги находятся достаточно низко на шкале того, что должно цениться на телевидении. Особенно на Би-би-си, где не нужно беспокоиться за доходы от рекламы: канал финансируется государством из лицензионных сборов.
“Дебаты, но не дебаты” с Пинкером вдохновили меня на то, чтобы продвигать этот формат в новой серии встреч под эгидой моего благотворительного фонда – Фонда разума и науки Ричарда Докинза
Он начал с того, что напомнил о нашей первой встрече, которая вышла не столь мирной. Дело было в 2006 году, на конференции в штате Нью-Йорк, вскоре после выхода книги “Бог как иллюзия”. После своего доклада я отвечал на вопросы. Я так поднаторел в этом, что вопросы редко озадачивали меня, но в тот раз получилось иначе. В аудитории поднялся вопрошающий – не слишком высокого роста, но великой уверенности в себе – и заговорил с редкими в подобных случаях ясностью, красноречием и убедительностью. Он прямо – почти вызывающе – отчитал меня за чрезмерно воинственное отношение и недостаточную уступчивость в спорах с верующими. Уже не помню, как я отвечал, но после мы встретились выпить, и Лоуренс, уже более дружелюбно, предложил продолжить нашу дискуссию в печати. Так мы и сделали, и наш диалог появился на страницах журнала
Лоуренс оригинален, остроумен и весел. Я никогда не понимал, что такое “чувство момента”, но у него оно, видимо, было. Если бы он добавил в свой репертуар интроспективную меланхолию, его можно было бы назвать Вуди Алленом от физики (и я однажды это сделал). И он подзадоривает – в лучшем и самом творческом смысле слова: “Каждый атом в вашем теле происходит из взорвавшейся звезды, причем атомы вашей левой и правой рук, скорее всего, произошли от разных звезд <… >. Забудьте Иисуса: чтобы вы могли быть здесь сегодня, погибли звезды!”