Огибая свет (СИ)

Юдайна-Сити всегда мог гордиться своими безумцами, их самым разнообразным набором. Вся его атмосфера, его воздух, его давление, неугасающие огни и непрерывный шум, смех, визг и крики — весь этот опасный коктейль день за днём переплавлялся в идеальный пресс для штамповки спятивших самой разной масти, от мирно поплывших безнорых тихонь до массовых отравителей газом на станциях сквозного транзита.

Да вот только подобного «вызова» мне ещё не бросали ни похитители детёнышей, ни серийные резчики по живой плоти, ни какие-либо иные психи…

— Даю тебе три дня, Ланс, — прохрипел невидимый Пуговичник, пощёлкивая когтем по гаппи и, вероятно, настраивая запись на уничтожение после просмотра. — Три дня, дня три, днятрня, сисадда? В каждый из которых у меня будет появляться новая игрушка. Игрушка-послушка. Мицелиум безграничен, безграничен-симпатичен. Но ты всё равно найди меня, предвидь меня, поговори-говопори. Победи колдовством, которого не существует. Или убей себя. Чтобы все знали…

Слепок над запястьем погас, мой основной гаппи сообщил об ожидаемом удалении пакета.

И тогда в тишине уже брошенной, оставленной, почти забытой, но ещё не знающей об этом норы я вдруг услышал собственный голос; приглушённый, сиплый, словно после недельного перепоя, но шепчущий в пустоту с пугающим жаром:

— Найду, мразь… Не знаю, сука, что у тебя с мозгами, но я обязательно найду и всё поправлю…

Я встряхнулся всем телом.

Несвоевременность, своенравная дрянь, со всей очевидностью становилась моей неразлучной спутницей…

Найди меня, предвидь меня. О, я с огромным удовольствием сделал бы это в любой другой день… Может быть, даже в одиночку, без подключения к вопросу «Детей заполночи», но сейчас…

Каскады музыки в голове утихли. В ней осталась лишь гнетущая тишина, не предвещающая ничего доброго, гулкая, будто в подземелье.

Тогда я вышел из норы и запер дверь. В последний момент не удержался, и зачем-то погладил створку, гладкую, пыльную и изрисованную шпаной.

На этот раз вышагивать с обнажённым башером было не так удобно, поэтому я закинул увесистую сумку на левое плечо поверх рюкзака, а правой рукой ухватился за её лямку, чтобы была поближе к оружию. Вероятнее всего, если бы моё возвращение засекли, за порогом норы бы уже ждали, но всё же…

В лифте снова задумался.

И ткнул обломком хаси вовсе не в подвальную ячейку клавиатона.

Я должен сказать ей. Лично. Даже если попаду в объективы вездесущих камер. Она так много сделала для меня за эти годы (а теперь ещё и для Ч’айи), что иначе я поступить просто не мог…

На первом этаже комплеблока неторопливо двинулся через знакомый холл — просторный, но неопрятный и местами откровенно загаженный. Кивнул ребятне в дальнем углу у ростовых окон на 13-ю улицу — знакомец Пятка и его дружки играли в «сдвинь шар», шумно позвякивая и ещё более шумно комментируя. Прошёл к чингайне, миновал раздвижные двери.

Как обычно, внутри было шумно и пахло едой. Обитатели «Куска угля» спускались выпить чашку крепкого варева или сожрать нехитрую закуску, старики рубились в моннго, редкие залётные клиенты жались к окнам-витринам, наблюдая за спортивными гуляниями снаружи.

У длинной стойки собирали заказы парочка самок в форменных фартуках. Одна при виде меня улыбнулась и подняла скрещённые пальцы, но вторую я не знал — новенькая зыркнула на терюнаши с суеверным ужасом и предпочла убраться протирать круглые столы.

— Куо-куо, малышка, — улыбнулся я в ответ и оправил сумку, — будь ласкова, позови Сапфир. Это важно.

Та нахмурилась, мохнатые уши прижались к голове. Заставили меня нахмуриться:

— Что-то не так?

— Госпожи нет на месте.

Казалось, официантка стесняется говорить. Или я снова чего-то не улавливал?

— Она осталась дома?

— Не могу этого знать, господин фер Скичира…

— Не сказала, когда вернётся?

— Простите, господин фер Скичира, мне нужно работать…

И самочка унеслась на другой конец стойки с такой скоростью, что я не успел спросить что-то ещё.

Байши… Одно из двух: или я так устал, что начинаю видеть несуществующее в совершенно обыденном, или здесь действительно что-то не так.

Вернувшись в холл комплеблока, я направился к подросткам в углу.

Через пыльные окна у входной двери были заметны толпы фанатов и экраны с трансляциями игр (судя по всему, шёл перерыв). Как я и предполагал, о случившейся несколькими часами ранее перестрелке на 13-й улице уже ничего не напоминало.

Кроме разносчика воды Пятки, среди малолетних игроков также оказались знакомые Дырявая Жопа, Засветло, Две Мозоли и Палка; остальную четвёрку я не знал.

Самый рослый парнишка неспешно поднялся с корточек, прокатил по грубой ладони пару игральных шариков, и скрестил пальцы на свободной лапе:

— Куо-куо, Ланс. Всё ещё ощущаешь тяжесть бренного существования?

Затем Пятка горестно вздохнул и поскрёб щёку с яркими шрамами тоннельных болячек. Ему было едва ли больше пятнадцати, но подчас крысюк вёл себя, будто глубокий, изнурённый жизнью старик.

— Все наладится, пацан, — традиционно кивнул я. — Чего не на штормболе, молокососы. Вы не голодные?