А между тем он серьезно болен. Речь заходит о хирургической операции. Уже несколько раз тюремное начальство отпускает его из тюрьмы для посещения (под надзором, конечно) специальных клиник. Сестра Бланки, мадам Антуан, проявляет исключительную настойчивость в борьбе за здоровье брата и добивается в конце концов согласия полицейских властей на его помещение в больницу. 12 марта 1864 года Бланки занимает койку номер 24 в комнате на первом этаже больницы Неккера на улице Севр. Инструкция полицейской префектуры запрещает ему покидать это место. Он получает разрешение гулять по саду и по террасе. Посещать Бланки имеют право лишь его сестры. В соседней палате помещают «больного» полицейского агента для непрерывного наблюдения за Бланки. Обслуживающий персонал больницы — монахини. Впрочем, Бланки не общается ни с кем, он вновь придерживается, как это уже ему приходилось делать, режима полного молчания. Естественно, что сразу прерываются связи с его новыми сторонниками, остававшимися в Сент-Пелажи или уже вышедшими на свободу. Так продолжается до конца августа, когда новое медицинское заключение определяет, что ему еще очень долго придется находиться в больнице. Заключение врачей удается использовать для получения права принимать посетителей. Больница Неккера таким образом превращается для Бланки в идеологический филиал Сент-Пелажи. Два раза в неделю, в воскресенье и в четверг, ученики и соратники Бланки могут встречаться с ним. Их, конечно, меньше, чем в Сент-Пелажи, ведь многие остались там. К нему приходят братья Леон и Эдмон Левро, Клерей и Жаклар, уже упоминавшийся Вильнев, Шарль Лонге, редактор журнала «Эколь де Франс». Когда Тридон отсидел свой срок, то он, конечно, стал тоже постоянным посетителем. В это время он закончил работу над брошюрой «Эбертисты», написанной не без влияния Бланки. Как раз тогда Бланки написал: «В настоящее время со мной шестнадцать или семнадцать молодых людей. До сих пор только Тридон является серьезным бойцом». Разумеется, еще рано говорить о создании партии бланкистов. Возник лишь ее зародыш.
Но он появился не в пустом пространстве, а в обстановке, которая обеспечивает ему огромные возможности развития и роста. Когда Бланки после одиннадцати лет тюремного прозябания вернулся в Париж, то в отчаянии думал, что Империя несокрушима, что она будет царить бесконечно долго. Он с горечью наблюдал всеобщую апатию и считал, что французский народ примирился с деспотией и опустился до рабской покорности. Теперь он с радостью начинает понимать, как он ошибался, ибо на его глазах происходит возрождение разнородных, но, несомненно, растущих сил всеобщей оппозиции.
Французские историки период Второй империи делят на две части: время неограниченного правления и время либеральной Империи. Но слово «либеральной» в действительности может быть заменено словом «разлагающейся». Ведь уже сама по себе всеобщая амнистия политическим узникам, которая дала свободу Бланки, была проявлением слабости. В ноябре 1860 года Луи Бонапарт разрешил нескольким оппозиционным ораторам в Законодательном собрании, которое было карикатурой на парламент, раз в год высказать мнение о правительственной политике. И снова это признак слабости, попытка задобрить капиталистов, недовольных торговым договором с Англией, создавшим для них опасную конкуренцию. Выборы в мае 1863 года открыли глаза многим: вместо пяти в собрании появилось 35 оппозиционных депутатов. Хотя деревня все же отдавала голоса деспотическому режиму, города высказались против него, прежде всего Париж, избравший только оппозиционных депутатов и ни одного верного Бонапарту. Оппозиция растет со всех сторон. Луи-Наполеон сумел поссориться даже с церковью. Его помпезные внешнеполитические достижения оказались фикцией.
Теперь Бланки каждое утро с напряженным вниманием читает газеты, которые еще недавно вызывали у него отвращение. Он ищет и находит все новые признаки ослабления режима и усиления оппозиции. Как раз в марте 1864 года, когда Бланки перевели из тюрьмы в больницу, в Париже происходили частичные выборы на освободившееся место. Поддерживать игру буржуазии в оппозицию он не собирался и настойчиво внушал своим сторонникам, что всякая поддержка буржуазных политиканов приведет, как всегда, только к паразитическому присвоению плодов достижений революционных сил. Социалисты не должны выступать прихвостнями буржуазии, они могут действовать только во имя интересов пролетариата. Поэтому он советовал своим друзьям воздержаться от участия в выборах, чтобы показать презрение к режиму Бонапарта. Участие в выборах он считал равносильным признанию законности Империи. Бланки убежден, что не избирательный бюллетень, а порох и пули являются единственно пригодным оружием. Выборы допустимы только при условии полной свободы слова и печати. Без этого обязательного условия выборы могут лишь посеять вредные иллюзии.