Огюст Бланки

Любопытна другая редакционная статья в первом номере журнала «Кандид», подписанная директором издания Васье от имени всей редакции. Она, оказывается, не хочет говорить и думать так, как герой Вольтера. А он, как известно, переживает множество приключений, рассказывая о которых автор издевается над современным ему устройством мира, над религиозной моралью, прикрывающей царящее повсюду зло. Но в заключение Вольтер приходит к выводу о тщетности борьбы со всеобщим злом, о том, что самое разумное — это «возделывать свой сад». Журнал представляет другого Кандида, отнюдь не примирившегося с царящей в мире несправедливостью, против которой он решительно борется. В статье не только выражается программа редакции; самое интересное в том, что она рисует портрет самого Бланки! Вот что говорится о новом, воскресшем Кандиде: «Это — возмущенный философ, который не может спокойно возделывать свой сад. Он становится передовым борцом за торжество морали и права и дорого платит за это. Он испытал все превратности судьбы. Его преследовала зависть, он был жертвой грубого насилия, клеветы, подлости. Когда ему казалось, что он уже близок к цели, он оказался побежденным и его бросили в тюрьму, подвергая пыткам и оскорблениям. Наш Кандид не мог пройти эти жестокие испытания без тяжелых душевных ран. От него нельзя больше ждать прежней наивности. Равнодушие огорчает его, всеобщая низость возмущает, а публичная продажность и прославление пошлости вызывают у него крики негодования и слезы. Кандиду приходится теперь бороться не только со своими прежними врагами, инквизиторами мысли, но он встречает новых в двусмысленных философах и проповедниках естественной религии. Его учителями являются поэты природы и мученики человечества, которые ради спасения мира обрекли свои имена на ненависть».

Вот таким представляли себе Бланки и его жизнь люди, близкие к нему, выступавшие под его знаменем. Но обе передовые статьи не давали представления о политической программе журнала. Это совершенно естественно, ибо нельзя же было получить согласие властей на издание журнала, цель которого — ниспровержение этих властей. Правда, это не означало, что «Кандид» будет проводить политические идеи, хотя бы и эзоповским языком, в замаскированной форме. Он должен стать и станет журналом исключительно антирелигиозным и антиклерикальным. Однако в этом, по убеждению Бланки, и состоит его политическое назначение. Именно тогда Бланки начинает ставить на первое место среди задач своей партии борьбу с религией, ибо она для него — основа всех зол. Он считал, что народ не имеет более жестокого врага, чем религия. Церковь — самая мощная сила, защищающая господствующий класс.

Сам Бланки пишет для журнала статьи, в которых нападает не на Империю или поддерживающие ее политические силы, а исключительно на религию. Свои статьи он подписывает псевдонимом Сюзамель, составленным из полного имени его незабвенной Сюзанны-Амелии. Сами названия этих статей: «Наша мораль», «Отец церкви IV века», «О монотеизме», «Знание и вера» — говорят об их тематике. Они очень похожи стилем и содержанием на яростно антирелигиозные сочинения Вольтера или Гольбаха. Вот, например, как пишет Бланки о зарождении и распространении христианства: «Наступает ночь! От скал Палестины семитский монотеизм разливается по римскому миру. Менее чем за век он превращает этот мир в труп. Науки, искусства и все завоевания духа уничтожаются на его пути. Христианский фанатизм с факелом и молотом в руках проносится по Римской империи, сжигая храмы, разбивая статуи, уничтожая в бешенстве лучшие плоды творчества Афин и Рима. Жгучий ураган пустыни уничтожает шедевры человеческого ума. Эта удивительная литература, которая соединяла в себе величие образов, красноречие и силу мысли, — все уничтожено, предано проклятию и презрению. Не остается ничего, кроме дикого фанатизма».

Эта яркая, образная картина, несвободная от преувеличений и односторонности, напоминает сочинения французских просветителей. Осуждая церковную нетерпимость, Бланки сам становится нетерпимым. Но не запоздал ли этот яростный антиклерикализм и не служит ли он лишь повторением битв предшествующего века? В какой-то мере это так. Верно также и то, что считать главной задачей пролетарской партии уничтожение религии — значит впадать в крайность. Однако для того времени и тех условий, когда выходил «Кандид», такая линия имела оправдание. Открытая политическая полемика против императорского режима была просто невозможна в легальной печати, тогда как антирелигиозная пропаганда допускалась. Более того, она выражала общественную потребность и отвечала характеру нараставшей революционной волны. Революция 1848 года не была антиклерикальной. «Пламенный» революционер Барбес, например, совмещал свою революционность с верой в бога. Но новое поколение революционеров, ощутившее наступление клерикалов, резко выступало против них. Основание для того, чтобы считать религию главным врагом, давала необычайно возросшая амбициозность католической церкви.