Огюст Бланки

Но наряду с туманной фразеологией подобного рода в статье Бланки фигурируют, несомненно, злободневные вопросы. Он убедительно разоблачает мифы о том, что «богатые дают бедным работу», что существует какая-то «общность интересов» хозяев и рабочих, что другой, более справедливый социальный строй невозможен и т. п. Вся статья в целом ярко отражает реальный накал классовой борьбы, хотя сам этот термин Бланки и не употребляет. Он убедительно показывает непримиримость интересов трудящихся и эксплуататоров. Но наиболее точные формулы Бланки вроде «глубокого антагонизма интересов» пролетариата и его угнетателей уж очень напоминают фразы презираемых им сенсимонистов. Это особенно заметно, когда он своими словами пространно пересказывает (без ссылки на источник) знаменитую «параболу» Сен-Симона, которую он суммирует в следующих словах: «Аксиома такова: нация беднеет от потери трудящегося; она обогащается от потери бездельника. Смерть богача — это благодеяние».

Свой идеал будущего справедливого строя Бланки определяет понятием «ассоциация», которое, видимо, следует считать синонимом уже применявшегося утопистами слова «социализм». В заключение он пишет: «Все сильнее становится стремление борцов за будущее осветить сущность ассоциации. Быть может, и мы внесем нашу долю в общее дело». Вклад Бланки в общее дело в газете «Либератер» незначителен. Это скорее пылкий протест без серьезного научного понимания существа социальных проблем. Таким образом, свое обещание раскрыть суть этих проблем на страницах «Либератер» Бланки не воплотил. Сумеет ли он это сделать в своей дальнейшей революционной деятельности? Посмотрим…

Во всяком случае, реальный итог попытки Бланки издавать свою газету современный французский историк Алэн Деко в книге «Бланки или революционная страсть» оценивает так: «„Либератер“ не имел ни малейшего успеха… Эпизод с ним мог иметь только один результат: утвердить роль личности Бланки в воинствующей оппозиции против Луи-Филиппа. Отныне в глазах республиканцев всех оттенков необходимо считаться с Бланки».

Однако мало кто заметил выход в свет первого и единственного номера газеты Бланки. Францию потрясали гораздо более грозные события. Бурное развитие промышленного капитализма влекло за собой рост пролетариата. Не того «пролетариата», численность которого Бланки определил в 30 миллионов человек, а настоящего класса наемных фабричных рабочих. Их было уже около одного миллиона с четвертью. Поскольку никаких законов, регламентирующих труд, не существовало, хозяева доводили эксплуатацию до чудовищных масштабов, непрерывно снижая зарплату. Порой за 18-часовой рабочий день рабочий получал по 18 су. Широко использовался детский труд. Только в 1841 году будет издан закон, запрещающий нанимать на фабрики детей, не достигших восьмилетнего возраста. Нищета рабочих объявлялась естественным и вечным положением, которое не подлежало изменению. В конце 1833 года «Журналь де деба» писала: «Богатые и бедные будут существовать всегда. Тут уж ничего не поделаешь». Рабочим советовали ограничивать свои потребности до разумных пределов. Наиболее заботливые «филантропы» рекомендовали рабочим не иметь детей. В то время мэрии многих городов получили, например, циркуляр, в котором говорилось: «Для семей бедняков есть только один выход из положения: они могут выйти в люди лишь в том случае, если они будут трудолюбивыми, бережливыми и осторожными; особенную осторожность им следует соблюдать в брачном союзе, стремясь всеми силами избежать того, чтобы их брак стал более производительным, чем их труд».

Автором этого циркуляра был господин Дюнуайе, член Академии моральных наук. Рабочие отвечали на проповедь такой морали массовым забастовочным движением. Стихийные проявления протеста против невыносимого гнета начинают сочетаться с попытками создания первых примитивных рабочих организаций. Например, среди рабочих Лиона широкое распространение получают коалиции и союзы по профессиям, общества «мютюэлистов», основанные на принципе взаимопомощи. Рабочие начинают проявлять все большую политическую активность. Уже в «Обществе друзей народа» было немало рабочих. «Общество прав человека» имело целые рабочие секции. Правительство Тьера и Гизо объявило о намерении «обуздать тигра анархии». Но существовавшее законодательство не содержало ограничений для республиканских и рабочих союзов, которые насчитывали менее 20 человек. Этот закон обходили путем деления коалиций на мелкие секции, число членов которых не превышало этой цифры. В конце февраля 1834 года в палату был представлен законопроект, который запрещал ассоциации, даже если они насчитывали меньше 20 членов. В случае нарушения закона к суду привлекались не только руководители, но и рядовые члены ассоциаций. 25 марта новый драконовский закон был принят. Это и вызвало бурное движение протеста, в котором слились все проявления недовольства.