Огюст Бланки

Предлог был найден, и вскоре в окнах камер, кроме одной прежней решетки, не позволявшей человеку лишь вылезти наружу, но не мешавшей, например, птицам залетать в камеры, появились еще две дополнительные. Снаружи окна установили мелкую сетку, через которую нельзя просунуть даже пальца. Другая представляла собой более крупное сооружение. Окно находилось в глубокой нише, устроенной в двухметровой стене. Теперь нишу закрывал прочными брусьями частокол решетки, державшей заключенного в пяти-шести шагах от окна. Невозможно было не только смотреть из окна, нельзя было получить глоток свежего воздуха. Особенно тяжело страдал от этого Бланки, который буквально задыхался. Вообще его крайне чувствительный организм болезненно реагировал на все «прелести» тюремного режима. Он совершенно не мог есть пищу для заключенных, которую готовили из гнилого мяса и гороха. Он питался только овощами; ему удалось отвоевать себе право получать их с воли. Тяжело было и с водой. На скале вообще не было никаких источников свежей пресной воды. В специальных цистернах скапливали дождевую воду, часто гнилую. Когда долго не шли дожди, порции воды строго ограничивались.

В первые месяцы 1841 года Бланки, казалось, окончательно погрузился в апатию; его охватывало порой полное безразличие ко всему, временами он впадал в забытье. В безмолвном одиночестве Огюст перестал замечать ход времени. Предприимчивость матери внезапно вывела его из этого тягостного состояния. Во время свиданий она напоминает ему о свободе, а однажды приносит ему напильник и небольшую пилу. Как и все его товарищи, он горел страстным желанием если не убежать из тюрьмы, то хотя бы в какой-то маленькой степени обрести кусочек свободы, вроде возможности общения с друзьями по несчастью. Теперь заключенные заполняют свой вынужденный досуг головоломными ухищрениями, чтобы решить задачу свободного общения между собой. Замки, засовы, которые держат окованные железом двери, становятся объектом тщательного изучения. Неутомимый Дельсад опередил всех; он изготовил систему крючков, которыми смог открыть дверь своей камеры. Затем он отпирает двери камер Барбеса, Бернара и Гильома. Бланки проделывает в стене отверстие в камеру своего соседа Вилькона. Через печную трубу он поднимается к Мартину Бернару. Сколько радости и счастья доставляют им минуты общения! Теперь после вечерней проверки они могут собираться вместе в одной из камер.

Но 17 апреля вечером Барбес и Бернар были застигнуты внезапным обходом в камере Дельсада. Немедленно производятся тщательные обыски у всех. У Бланки обнаруживают дыру, проделанную в стене. Бланки и восемь его товарищей, также уличенных в грубом нарушении режима заключения, переводят в так называемые исправительные ложи. Эти крохотные, по четыре метра, камеры расположены на чердаке под самой крышей. Камеры не отапливаются, и через слуховое окно, перегороженное одной решеткой, свободно врывается холодный морской ветер. Заключенные дрожат, буквально замерзают на своей соломенной подстилке, тщетно пытаясь защитить себя от холода тонким одеялом. Но приближается лето, и обстановка здесь постепенно меняется. Вскоре после восхода солнца камера превращается в раскаленную печь. Тех, кто пытается протестовать, заковывают в кандалы и оставляют жариться под раскаленной крышей. Некоторых тащат в подвальные карцеры, где они попадают в атмосферу сырого, холодного подземелья. И так продолжается все три летних месяца. Но вот Бланки перестает слышать какие-либо звуки от своих соседей; оказывается, их перевели в обычные камеры, которые здесь кажутся просто раем, а его оставили.

Совершенно изнуренный, Бланки заболевает жестокой лихорадкой, и только тогда, 23 августа, после 127 дней пытки, его возвращают в камеру внизу. Но болезнь продолжается, кроме лихорадки, его мучают боли в спине и нарывы в ушах, ему все хуже, но он не просит помощи. Однако, когда Бланки забывается во сне, он уже не может сдержать стоны. Их слышит сосед внизу Годар, который вызывает начальника тюрьмы.

И вот в камеру Бланки являются Террье и тюремный врач. Они видят изможденного, измученного лихорадкой больного. Его спрашивают, что он требует.

— Ничего, — отвечает Бланки.

Тогда вмешивается врач и задает вопрос: не нужны ли ему какие-либо лекарства? Неожиданно Бланки вспыхивает, приподнимается на своем жалком ложе и с негодованием, столь необычным для него, вступает в яростный диалог с представителем медицины:

— Уберите нож от моего горла. Никакого другого лекарства не существует. Ведь вы хотите сгноить меня в карцере! Почему я здесь, а не в больнице?

— Для вас нет больницы. Для вас существует исключительное положение, и вы должны всегда оставаться в камере.

— Но уголовники имеют право лечиться в больнице!

— О, уголовники — это совсем другое дело…

— Вы просто хотите довести нас в этих застенках до мучительной смерти. Это хуже, чем Бастилия. Там хотя бы был госпиталь для больных.