Читаем Огюст Бланки полностью

Действительно ли Барбес был искренне убежден в том, что «документ Ташеро» был написан самим Бланки? Некоторые исторические свидетельства заставляют в этом усомниться. В воспоминаниях участника событий тех времен Луи Комба говорится, что сначала Барбес сразу увидел в нем полицейскую фальшивку. Он пишет: «Сеньор-жан, старый республиканец и один из старейших членов тайных обществ, пламенный поклонник Барбеса (холоден к Бланки, но не враждебен ему), рассказал мне в Бель-виле, что в день опубликования «документа», встретив Барбеса, он спросил его мнение об этой злобе дня. Барбес ответил с его обычной непосредственностью, что о я нисколько не сомневается в подложности «документа», так как нет ничего легче сфабриковать подобный пасквиль... Я ручаюсь за подлинность этих слов Барбеса, которые мною сообщались другим, могущим засвидетельствовать это».

Пусть простит читатель автора за то, что эта глава будет перегружена цитатами. Но иначе поступить невозможно, ибо речь идет об очень щекотливом деле, здесь нужны факты, документы, свидетельства. Вопросы чести великого революционера и сейчас, спустя более ста лет, отделяющих нас от событий во Франции середины прошлого века, имеют самое актуальное значение.

Возвращаясь, однако, к Барбесу, можно предполагать, что если утром 1 апреля 1848 года он сначала инстинктивно занял позицию, соответствующую истине, то вечером того же дня после «советов» его друзей вроде Ледрю-Роллена заговорил иначе.

14 апреля сто пятьдесят разносчиков газет оглашали парижские улицы криками:

— Ответ гражданина Огюста Бланки за одно су!

«Ответ» был напечатан в форме большой листовки, на обеих сторонах которой не было никакого текста, кроме написанного Бланки документа. Отпечатали около 100 тысяч экземпляров. Долгожданный ответ расхватывали с нетерпеньем и тут же, на ходу, читали. Правда, разочаровывала его краткость. Все почему-то ожидали, что ответ Бланки будет пространным, систематичным, что он будет пункт за пунктом, касаясь каждой детали, объяснять фальшь «документа Ташеро». Но Бланки предпочел не защиту, а нападение, не столько логику аргументов и выяснение деталей, сколько разоблачение моральной, нравственной несостоятельности его обвинителей. Они представили сенсационные «показания» без подписи того, кто их будто бы дал, рассчитывая главным образом на силу клеветы.

«Клевету, — пишет Бланки, — всегда встречают доброжелательно. Ненависть и доверие вкушают от нее с наслаждением. Ей не надо много тратиться: лишь бы она убивала, а до правдоподобия никому нет дела! Даже явная нелепость не может ей повредить. В каждом сердце она имеет тайную защитницу — зависть. Всегда придираются не к ней, а к ее жертвам, от которых требуют доказательств. Целая жизнь, полная самопожертвования, аскетизма и страданий, идет в одно мгновенье насмарку и разбивается одним движением руки».

Однако это всего лишь моральная сентенция, хотя и блестяще написанная в литературном отношении. Этим, особенно во Франции, никого не удивишь и не поразишь. В самой, как принято считать ее, юридической стране мира нужны доказательства, аргументы. Бланки представляет свои доказательства. Йри этом они носят не бесспорно документальный характер, а логический и даже в значительной мере эмоциональный. Поэтому первое впечатление от «Ответа», безусловно, чувство симпатии, сочувствия к Бланки. Но более тщательный анализ документа, его девяти основных положений приводят к заключению, что еще остаются неясные моменты, что не на все вопросы, возникающие при чтении «документа Ташеро», даны исчерпывающие ответы...

Во-первых, Бланки объясняет полумесячную задержку со своим ответом плохим состоянием здоровья, подорванного тюрьмой, неожиданным, внезапным характером нападения на него и необходимостью изучить пути, по которым «документ» появился на свет.

Во-вторых, он подчеркивает преднамеренность публикации «этого удара наемного убийцы ножом в спину». Бланки связывает появление «документа» с политическими замыслами правительства, стремящегося устранить врага, который приобрел огромное влияние на массы: «Для вас хороши все средства, могущие раздавить опасного соперника... Этот «документ Ташеро» был вам необходим, и вы его нашли».

В-третьих, он подчеркивает коренное противоречие основной версии провокации против него. С одной стороны, в конце октября 1839 года Бланки будто бы в страхе подло выдает министру внутренних дел все тайны «Общества времен года», а уже вскоре, в январе, на процессе он смело и открыто бичует своих судей. «На следующий же день, — пишет Бланки, — этот подлец стоит во весь свой рост перед палатой пэров! Он говорит дерзости судьям! Он оскорбительно молчит! Он подтверждает перед всем судилищем факт заговора! Он публично унижает тех, колени которых он накануне обнимал, трясясь от страха! Как согласовать эту низкую выходку от 22 октября, когда он был далек от опасности, с его порывом храбрости 14 января перед лицом опасности?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное