Читаем Огюст Бланки полностью

Французские историки период Второй империи делят на две части: время неограниченного правления и время либеральной Империи. Но слово «либеральной» в действительности может быть заменено словом «разлагающейся». Ведь уже сама по себе всеобщая амнистия политическим узникам, которая дала свободу Бланки, была проявлением слабости. В ноябре 1860 года Луи Бонапарт разрешил нескольким оппозиционным ораторам в Законодательном собрании, которое было карикатурой на парламент, раз в год высказать мнение о правительственной политике. И снова это признак слабости, попытка задобрить капиталистов, недовольных торговым договором с Англией, создавшим для них опасную конкуренцию. Выборы в мае 1863 года открыли глаза многим: вместо пяти в собрании появилось 35 оппозиционных депутатов. Хотя деревня все же отдавала голоса деспотическому режиму, города высказались против него, прежде всего Париж, избравший только оппозиционных депутатов и ни одного верного Бонапарту. Оппозиция растет со всех сторон. Луи-Наполеон сумел поссориться даже с церковью. Его помпезные внешнеполитические достижения оказались фикцией.

Теперь Бланки каждое утро с напряженным вниманием читает газеты, которые еще недавно вызывали у него отвращение. Он ищет и находит все новые признаки ослабления режима и усиления оппозиции. Как раз в марте 1864 года, когда Бланки перевели из тюрьмы в больницу, в Париже происходили частичные выборы на освободившееся место. Поддерживать игру буржуазии в оппозицию он не собирался и настойчиво внушал своим сторонникам, что всякая поддержка буржуазных политиканов приведет, как всегда, только к паразитическому присвоению плодов достижений революционных сил. Социалисты не должны выступать прихвостнями буржуазии, они могут действовать только во имя интересов пролетариата. Поэтому он советовал своим друзьям воздержаться от участия в выборах, чтобы показать презрение к режиму Бонапарта. Участие в выборах он считал равносильным признанию законности Империи. Бланки убежден, что не избирательный бюллетень, а порох и пули являются единственно пригодным оружием. Выборы допустимы только при условии полной свободы слова и печати. Без этого обязательного условия выборы могут лишь посеять вредные иллюзии.

Частичные выборы заинтересовали Бланки только тем, что на них впервые был выдвинут кандидатом рабочий! И хотя он собрал очень мало голосов, сам факт выдвижения имел огромное значение. Еще более знаменательным оказался опубликованный рабочими в связи с выборами «Манифест шестидесяти». В нем говорилось о том, почему рабочие должны иметь своих депутатов, выступающих отдельно от депутатов буржуазии: «Неоднократно повторяли, что не существует более классов; с 1789 года все французы равны перед законом. Но мы, не имеющие другой собственности, кроме наших рук, ежедневно подчиняющиеся всяким законным и произвольным требованиям капитала, живущие под действием исключительных законов, вроде закона о коалициях... с большим трудом можем поверить такому утверждению». Поскольку же существуют классы со своими особыми интересами, то и рабочие должны иметь своих представителей, ибо депутаты буржуазии не могут и не захотят защищать интересы рабочих. «Мы не имеем своих представителей, — заявляли авторы «Манифеста», — вот почему мы выдвигаем вопрос о рабочих кандидатурах... Разве подавляющее большинство Законодательного корпуса не состоит из крупных землевладельцев, фабрикантов, торговцев, генералов, журналистов и т. д.».

Этот документ был вовсе не в духе Бланки, ибо он не призывал к революции. В нем содержались прудонистские идеи о союзе с буржуазией. Но важно то, что рабочие хотели самостоятельно участвовать в политике. Вот почему «Манифест» так возмутил доживавшего свой век Прудона (он умер в 1865 году). Для Бланки его смысл связывался с таким представлением о революции, в которую хорошо организованная группа революционеров будет вовлекать массы. Но они должны быть предрасположены к этому. Признаком такой готовности и являлся «Манифест», как и многие другие события, которых Бланки не наблюдал с 1848 года.

Следовательно, надо действовать. Но что может сделать больной старик, имея поддержку всего двух десятков мальчишек? Очень многое, ибо он смутно чувствует, что за ним стоит огромная, хотя и совершенно неорганизованная, сила рабочего класса. Надо, по крайней мере, начинать с того, чтобы увеличивать число своих сторонников.

Среди молодых друзей Бланки уже обсуждалась идея издания своей газеты или журнала. Но при этом всех обескураживала мысль о том, что при Империи законы о печати исключают возможность выпуска издания политического характера.

— Нельзя касаться политики, — соглашается Бланки. — Но имеется политическая и религиозная история. Это неисчерпаемый источник материалов. И они могут давать такой же эффект, как самые острые политические новости...

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное