Огюст Бланки

Выносится приговор. Трое — Тридон, Прото, Эдмон Левро — приговариваются к пятнадцати месяцам тюрьмы и денежному штрафу, Леон Левро — к одному году, девять подсудимых — на шесть месяцев, и восемь — к трем месяцам. Такой сравнительно мягкий приговор оказался возможным лишь потому, что подсудимые так и не выдали самых важных данных о деятельности партии бланкистов. Но и этот приговор был чистейшим произволом, поскольку судили не за какое-то конкретное преступление, а за участие в собрании. Все остальное — мнение императорских властей, впрочем, для истории мнение очень лестное, ибо враг признал то, что было великой заслугой бланкистов, — борьбу за подготовку революции, установление союза интеллигенции и рабочего класса, их решительное отрицание вреднейшей, но угодной правительству антиреволюционной тактики учеников Прудона. Партия бланкистов перенесла свое первое испытание. Она выдержала его успешно. На свободе оставалось гораздо больше бланкистов, чем обнаружилось на суде, определившем их численность в 630 человек.

Что же представляла собой эта партия в действительности? По своей организации она напоминала «Общество времен года». Ее низовые первичные организации состояли из десяти человек, которые объединялись в сотни. Все они были независимы одна от другой. Только их руководители имели связь с вышестоящими. Вся связь, все сообщения делались только в устной форме. Бланки категорически запрещал заводить и хранить какие-либо письменные документы. Вот почему историкам до сих пор приходится нелегко, когда надо выяснить деятельность бланкистской партии в годы Империи. Если, скажем, история «Общества семей» пли «Общества времен года» известна достаточно подробно, вплоть до ритуала приема новых членов, то с партией бланкистов дело обстоит иначе. Приходится довольствоваться обрывочными воспоминаниями, сомнительными полицейскими данными. Наученный горьким опытом, Старик делал все возможное, чтобы спасти самое важное свое детище от провала.

Стратегия и тактика Бланки предопределяла довольно ограниченную численность партии. Революция должна начаться действиями хорошо организованной партии революционеров, к которой лишь потом должны примкнуть массы. Бланки и не стремился к созданию массовой партии, с максимальным количеством членов. Он делал упор на личные качества привлекаемых людей. Его соратники Жаклар и Гранже определяют численность бланкистов в две с половиной тысячи человек. Но называют цифру в шесть-семь тысяч, даже в 50—60 тысяч, как это считал префект полиции Парижа. Глава секретной полицейской службы Второй империи указывал на «три тысячи». Это, видимо, ближе всего к истине. Все организации партии действовали в Париже. В других городах были бланкисты по убеждению, но они не входили в организацию. Такое положение являлось результатом сознательной тактики Бланки, по которой революция должна иметь целью установление диктатуры Парижа над провинцией. Прихвостни императора любили говорить о «дурной голове Парижа и добром сердце провинции». Действительно, Луи Бонапарт держался благодаря темноте деревни. Бланки, напротив, рассчитывал прежде всего на высокую политическую культуру столицы. Бланки считал Париж «мозгом Франции, а провинцию — ее кишечником. Что стало бы с французским обществом без этой парижской инициативы, которая всегда действовала властно, не советуясь ни с кем?» Он также говорил: «Париж — это гигантский оратор, который громовым голосом обращается ко всему миру и слово которого достигает самых отдаленных частей земного шара».

Руководящие кадры партии подбирались почти исключительно среди интеллигенции и частично из средних слоев. Рабочий класс Бланки считал недостаточно подготовленным, чтобы выдвигать революционных вождей. Однако отдельные рабочие занимали высокое место в партийной иерархии.

Одним из важных орудий подпольной бланкистской партии была служба наблюдения и безопасности, созданная Раулем Риго, которому было тогда двадцать пять лет. Горячий поклонник эбертистов, яростный враг религии и церкви, он всегда отличался крайней небрежностью в одежде, выражая даже своим внешним видом пренебрежение и ненависть к господствующему строю и его нравам. Это был очень остроумный человек, и редко кому удавалось избежать его убийственных эпиграмм. Обросший бородой, с пронзительным, дерзким взглядом, он имел устрашающий вид, однако в действительности это был добрый малый и шутник, который не отличался ни злостью, ни злопамятством. Говорили, что он оттачивает свой язык, как Сирано де Бержерак оттачивал свою шпагу. Его называли «взрослым Гаврошем». Но в сложном и опасном деле на него можно было положиться.