Риго прекрасно знал математику, затем занялся изучением медицины, но главное внимание уделял исследованию деятельности парижской полиции. Он знал подноготную всех полицейских комиссаров. Особо ценным было его искусство разоблачать тайных полицейских агентов. Он часто посещал судебные заседания и наблюдал разные полицейские мероприятия. Благодаря ему бланкистская партия почти полностью была гарантирована от проникновения в нее полицейских шпионов. Бланки шутил: «У Риго есть подлинное призвание: он рожден, чтобы быть префектом полиции».
Среди бланкистов — разные люди, подчас не столь живописные. Но это цвет французской молодежи, честной, смелой, великодушной. Жизнь среди них, общение с ними дают Бланки вторую молодость. «Когда я с ним познакомился, ему было шестьдесят два года... — писал Поль Лафарг. — Все в нем дышало молодостью».
Бланки молод успехом своего дела, молод, сам того не подозревая. А его дряхлеющий враг — Империя — лихорадочно суетится, чтобы выглядеть молодой и процветающей. На протяжении семи месяцев с апреля 1867 года Париж стал сценой грандиозного спектакля, какого еще не видела Франция при Империи, со всей ее помпезной роскошью и искусственным блеском. Не жалея награбленных денег, устроили Всемирную выставку. Половина ее огромной территории демонстрирует достижения промышленности, экономики, техники, науки, искусства Франции. На другой половине с трудом умещается весь остальной мир. Наполеон III подавляет, ослепляет, оглушает своими достижениями во всем и повсюду. Какая демонстрация его сердечной заботы о благе народа! На выставке построили специальные «типичные» дома для рабочих. А вокруг сияние императорской славы — весь мир! Около сотни королей и принцев съехались со всего мира. Здесь русский царь, австрийский император, прусский король. Они тоже демонстрируют свои достижения. Пруссия выставила изделие Круппа — огромную пушку весом в сто пятьдесят тонн, которая пока молчит...
Досадные мелочи некстати омрачают сияющий праздник... Площадь перед Ратушей. Небольшая толпа молодежи. Показалась кавалькада конных гвардейцев в блестящих касках и ярких мундирах. Они гарцуют рядом с императорской каретой, украшенной золотыми регалиями. Внутри австрийский император, украшенный пышными бакенбардами. Рядом — французский император, одетый в синий мундир с широкой красной лентой и в треуголке. Кортеж приближается, и видны длинные, расходящиеся горизонтально, нафабренные усы Бонапарта, вялый рот, тяжелые веки, прикрывающие желто-серые, тусклые, мутные глаза. Резко торчит костистый горбатый нос. Болезненная одутловатость придает властелину утомленный, но самодовольный вид. И вдруг громкие, звонкие голоса:
— Да здравствует Гарибальди! Долой интервенцию!
Это какие-то юнцы так бестактно напоминают монархам об их преступлениях в Италии. Они выражают возмущение тем, что Луи Бонапарт, снова заигрывающий с церковью, послал войска на защиту папы и нанес поражение герою итальянского народа. Это лишь одна из его бесконечных авантюр, возмущающая французов. Полиция хватает смутьянов. Арестованы бланкисты: Шарль де Коста двадцати одного года, Гастон де Коста семнадцати лет, Менар двадцати одного года, Брейе двадцати лет... Через три дня семерых из них осудят и посадят в тюрьму. Но, как говорили тогда во Франции, сколько у нее подданных, столько же и поводов для недовольства. Процветание Империи сменилось экономическим кризисом, и он задевает всех. Новые неудачи императорской политики отравляют праздник выставки. Как раз в самый разгар поступает сообщение о крахе мексиканской экспедиции, затеянной Бонапартом, решившим дать трон Мексики императору Максимилиану. Патриоты захватывают его и расстреливают, императрица сходит с ума. Тысячи французских мелких буржуа, купивших облигации мексиканского займа, разорены... Но выставочный фейерверк продолжает сверкать. Увы, не прекращаются неприятности. Враждебная манифестация против русского императора Александра II, покушение на его жизнь... Балы, приемы, маскарады продолжаются. Все во славу Империи, ненавидимой теперь всеми. Но зато солдатам раздают ружья новейшей системы Шаспо, «делающие чудеса», как гласят официальные реляции, при стрельбе по итальянским патриотам. Пока парижане с ними еще не познакомились, но положение в конце года торжества и ликования таково, что сам император сквозь зубы признает: «На горизонте появилось темное облако...»