Огюст Бланки

Но в Париже — Национальная гвардия, 300 тысяч вооруженных мужчин, в основном рабочих, против которых Тьер пока бессилен. Середина февраля — время безвластия, быстро превращающегося в двоевластие, что особенно ярко обнаружилось 24 февраля. В этот день годовщины революции 1848 года улицы Парижа заполнены грандиозной демонстрацией. Центром ее стала площадь Бастилии, где некогда разразилось самое легендарное событие Великой французской революции. В 1840 году на месте разрушенной королевской тюрьмы воздвигли монументальную колонну, увенчанную скульптурным изображением Гения свободы. Сюда и шли труженики Парижа 24 февраля 1871 года. Батальон за батальоном с оркестрами, барабанами, пением «Марсельезы» и «Карманьолы» направлялись национальные гвардейцы к июльской колонне. Кто-то поднялся на ее вершину и прикрепил к руке Гения свободы красный флаг. Там он останется три месяца, до падения Коммуны...

Национальная гвардия все более безраздельно царила в городе. Она захватила все имеющееся в городе оружие и боеприпасы. Солдаты правительственных войск братаются с гвардейцами. Находившиеся в Париже члены правительства с часу на час ожидалп революционного взрыва. Тьер, уехавший 27 февраля в Бордо, чтобы провести через Национальное собрание позорный мирный договор, не спал ночами, переживая копшары. Мэр Парижа Шюль Фавр в панике телеграфировал ему: «Агитация продолжается и выражается в определенных опасных симптомах... Национальная гвардия абсолютно деморализована, и ее батальоны, принимающие участие в беспорядках, слушаются только комитета, который можно назвать повстанческим... Положение незавидное, и я боюсь ухудшения».

Действительно, Центральный комитет Национальной гвардии, в который выбирают многих бланкистов, социалистов, левых демократов-неоякобинцев, становится все более социалистическим и пролетарским. Комитет является фактическим хозяином города. Но по приказу Тьера к Парижу уже стягиваются верные правительству войска, генералы, позорно проигравшие войну внешнему врагу, жаждут взять реванш в борьбе против своего народа. Принят коварный план захвата артиллерии Национальной гвардии. В ночь на 18 марта войска, посланные Тьером, начинают продвигаться к Монмартру, на вершине которого стоят пушки Национальной гвардии. С рассветом солдаты двинулись к холмам, чтобы захватить орудия. Это происходило в рабочих кварталах, где люди привыкли вставать рано. К тому же грохот тяжелых пушечных колес, раздавшийся на рассвете, мог разбудить кого угодно. Первыми бросились к солдатам женщины и заговорили с ними, потом подоспели их вооруженные мужья. А солдаты, возненавидевшие своих генералов, позорно проигравших войну, не только отказались стрелять в народ, но и расстреляли двоих из них. Командующий расстроенными войсками генерал Винуа приказал отступить. Даже те пушки, которые солдаты привезли с собой, пришлось бросить. А батальоны Национальной гвардии, возглавляемые революционными командирами, начали занимать все важные пункты Парижа: военные и другие министерства, префектуру, Ратушу.

Тьер, сидевший 18 марта в министерстве иностранных дел, увидев проходивший мимо батальон Национальной гвардии, в страхе спустился по черному ходу, сел в карету и умчался в Версаль, а вслед за ним туда же бежала вся свора бонапартистских генералов, сановников, дельцов с женами, любовницами и лакеями. Воздух в Париже как бы стал чище, природа, словно радуясь переходу власти к народу, на другой день, в воскресенье 19 марта, озарила освобожденный город теплым весенним солнцем. Центральный комитет Национальной гвардии заседает в Ратуше, традиционном местопребывании приходящих к власти революционных правительств. Здание заполнено гвардейцами, у дверей часовые, на площади возведены баррикады, стоят пушки, и в одном из роскошных залов собрались члены ЦК. В этот день удалось решить один жизненный вопрос: взяли миллион франков из французского банка для самых неотложных расходов. Но установить контроль над банком не решились.

С самого начала ЦК допустил много серьезных просчетов, имевших роковые последствия. Вместо того чтобы завершить успех 18 марта походом на Версаль, Тьеру не только дали возможность удрать, но и время для подготовки военных действий против революционного Парижа. Едва взяв власть, ЦК сразу же заявил о намерении быстро сложить свои полномочия и передать их избранному всеобщим голосованием муниципальному собранию — Коммуне. Это делалось из самых благородных побуждений. ЦК не хотел гражданской войны, хотя Тьер фактически уже начал ее. Над сознанием членов Центрального комитета тяготел кошмар прусского вмешательства. Ведь свыше ста тысяч немецких солдат стояли вдоль восточной границы Парижа. С поразительной наивностью победители 18 марта рассчитывали на мирные переговоры с мэрами Парижа, которым Тьер официально передал власть в городе, и с парижскими депутатами Национального собрания.