Сразу после 18 марта бланкисты принимают меры для розыска и освобождения Бланки. Морис Доманже писал: «В Париже в это время его сторонники оценивают неисчислимые преимущества, которые явились бы результатом его присутствия... Как никогда было важно освободить
Сам по себе арест Бланки 17 марта п содержание его в строжайшей тайне были фактически похищением потенциального руководителя Коммуны. Тьер, хорошо знавший политический мир, людей самых различных тенденций, видел в Блапки опасного кандидата на роль вождя восставшего Парижа. Извещенный по телеграфу 17 марта об аресте Бланки, Тьер злорадно воскликнул:
— Наконец-то нам попался самый отъявленный из разбойников!
Отсюда и совпадение по времени. Ведь Бланки сначала не трогали, и он спокойно жил в деревне, хотя полиция знала его местопребывание. Но Тьер запланировал захватить 18 марта пушки Национальной гвардпи в Париже. И он наверняка предполагал, что как только Бланки узнает о революции в столице, то он немедленно устремится туда. Арест Бланки 17 марта должен был предотвратить такую опасность.
Разумеется, можно было только гадать, какой могла оказаться роль Бланки в Париже при Коммуне. Кстати, вопрос об этом возник на суде над Рошфором, когда его судили версальцы за то, что он, хотя и не был активным деятелем Коммуны, в своей газете «Пароль» одобрял многие ее мероприятия. Председатель суда обвинил Рошфора в том, что он выступал в защиту Бланки. Но обвиняемый сказал в свое оправдание: «Бланки — заслуженный заговорщик и в то же время человек положительный, и если бы он принимал участие в Коммуне, он был бы один из самых умеренных ее членов. Благодаря своему авторитету и своему возрасту он предупредил бы много бедствий... Поэтому, если бы Бланки принимал участие в Коммуне, — ни поджоги, ни убийства, конечно, не имели бы места». Рошфор напомнил, что в ходе событий 31 октября 1870 года, когда национальные гвардейцы во главе с Флурансом арестовали правительство «национальной обороны», то именно Бланки не допустил расстрела генерала Трошю, что намеревались сделать, учитывая его предательскую роль в деле обороны Парижа.
Действительно, Бланки играл сдерживающую роль в ходе многих событий революции 1848 года; только под давлением своих более горячих молодых друзей он принял решение о восстании 12 мая 1839 года или 14 августа 1870 года, он действовал крайне сдержанно и после революции 4 сентября 1870 года. И все же это не дает оснований согласиться с мнением Рошфора. Дело в том, что поступать более умеренно, великодушно, чем это делала Коммуна, было просто невозможно. Именно робость Коммуны как в борьбе с врагами, так и в проведении социальных преобразований была ее главной ошибкой, сыгравшей роковую роль.
Конечно Коммуна провела такие шумные, но, в сущности, символические мероприятия, как сожжение гильотины у памятника Вольтеру, разрушение Вандомской колонны, воздвигнутой во славу побед Наполеона, или уничтожение роскошного особняка Тьера. Но она, как уже говорилось, не тронула даже французский банк, долго не запрещала враждебных газет, терпела подрывную деятельность бесчисленных агентов Тьера.
Только благодаря настойчивости бланкистов Дюваля и Флуранса была предпринята единственная запоздалая попытка наступления на Версаль, закончившаяся неудачей и гибелью этих замечательных героев Коммуны.