Огюст Ренуар

Я хотел бы рассказать и о Жоржетт Пижо, поныне здравствующей, с которой отец работал очень много. Она была отличной портнихой и жила обеспеченно. Мне кажется, она позировала только потому, что ей было приятно находиться с «патроном». К величайшему удовольствию моего отца, она во время сеансов пела или рассказывала последние кафешантанные сплетни. Это была настоящая парижанка, белокурая и светлокожая. В прошлом году мы с ней встретились. Она все такая же живая и рассказывает самые забавные истории в мире.

Адриенн, с осанкой королевы, белокурая, как Венера, фигурирует во многих картинах. Рене Жоливе, родом из Эссуа, стала актрисой, много путешествовала, жила в Египте и была тоже великолепной моделью. Я бы удивился, если бы мне сказали, что все эти восхитительные создания не были членами семьи. Я даже не пытался установить степень родства, которая не вызывала у меня никакого сомнения. К моим родителям все они относились с безграничным доверием. Я очень нескоро понял, что им платят деньги, но убежден, что они не воспринимали это как жалованье. Впрочем, всякий раз, когда им что-нибудь было нужно, они обращались к родителям. Часто, в промежутках между сеансами, они помогали матери по хозяйству. От позы Венеры они непосредственно переходили к утюгу или штопке. Однако отец не садился с ними за стол; это случалось только во время путешествий. За завтраком он любил поразмышлять, а к обеду почти всегда были гости. Знал он и то, что «индюшкам» будет вольготнее в своей компании, что Булочница станет меньше колебаться, опустошая коробку конфет, а Адриенн не постесняется налить себе лишнюю порцию своего любимого супа с капустой.

В тоне разговоров Ренуара с натурщицами преобладала грубоватая шутка. Он нередко называл их индюшками, тетехами, разинями, грозил палкой. Они хохотали, вскакивали на диван или бегали, как в игре в четыре угла, не стесняясь намекать на его больные ноги: «Мы вас не боимся… все равно не догоните!» Иногда кто-нибудь проявлял великодушие: «Так и быть, я подойду, но вы ударите меня только раз». И под общий смех он наносил ей символический удар. Они любили подражать стилю служанок Мольера, которого читали, чтобы угодить хозяину. «Вместо того чтобы засорять мозги дурацким фельетоном, почитайте-ка лучше Мольера!» Этого автора он любил за то, что тот не был «интеллектуалом». Ренуар однажды по-настоящему повздорил с натурщицей, которая читала Анри Бордо^[173]…

Иногда Габриэль и Булочница сговаривались подшутить над хозяином. Одна из них вдруг спрашивала: «Нет ли у вас двадцати франков, патрон?» Не прекращая писать, он отвечал: «Поищите во внутреннем кармане». Он всегда имел при себе деньги — «на всякий случай». Никаких твердых представлений о накоплениях у него не существовало. Мне кажется, что он не доверял банкам и считал не лишним иметь при себе достаточно на «первое время». Что препятствовало директору Французского банка или Чейз Манхеттан смыться в Бельгию со всей наличностью?.. Спустя минуту Габриэль протягивала Ренуару обратно его двадцатифранковик. «Вот ваши деньги, патрон!» «Какие деньги?» — удивлялся он. Габриэль заключала: «Его можно было обобрать дочиста, он бы и не заметил». Этот резерв Ренуара достигал иногда нескольких тысяч франков по тому курсу и служил для помощи в экстренных случаях. Ренуар говорил: «В Париже море нищеты. Теперь, когда у меня есть деньга, я не имею права быть эгоистом». Габриэль угадывала просителей «по звонку». Набросив капот, она шла отпирать дверь. На пороге стояла женщина в трауре, молоденькая девушка или мать с маленькими детьми. Габриэль ждала в кухоньке при мастерской, пока патрон ее позовет. Кивком головы он указывал ей на внутренний карман. Она вынимала оттуда банкнот, второй, третий, по жесту Ренуара угадывая, когда достаточно. Просительница рассыпалась в благодарностях и уходила в слезах от радости. Однако дороже всего обходилась Ренуару не благотворительность. Бесцеремонные друзья не раз обкрадывали его.