Огюст Ренуар

В солнечном луче проносились мухи. Мне припоминаются слова Габриэль: «Его красиво удлиненные руки». Стараясь закрепить свои впечатления, я не могу удержаться, чтобы, не выдвинуть ящик и не потрогать перчатки Ренуара, светло-серые и маленькие. Завернув их снова в бумагу, задвигаю ящик и возвращаюсь к мастерской в саду, к искалеченным рукам отца и мухам. «Проклятые мухи!» — бранился он, стараясь прогнать усевшуюся ему на нос. «Чуют покойника!» Мы молчали. Избавившись от мухи, он вновь задумывался в полудремоте, завороженный то полетом бабочки, то скрипом кузнечика в траве. Пейзаж будто вобрал в себя все богатства мира. Через глаза, нос, уши проникали противоречивые впечатления. «Это опьяняет», — повторял он. Протягивал руку и макал кисть в скипидар. Это движение вызывало боль. Несколько секунд он выжидал, будто задавая себе вопрос: «А может, слишком больно? Почему бы не отказаться?» Взгляд на модель возвращал ему мужество. Краплаком он делал на холсте знак, понятный только ему. «Жан, открой немного желтую занавеску!» Второй значок краплаком. И более твердое: «Это божественно!» Мы взглядывали на него. Он улыбался и подмигивал нам, как бы беря нас в свидетели того согласия, которое установилось между травой, оливами, натурщицей и им самим. Спустя мгновение он уже писал, напевая.

Для Ренуара начинался день счастья, день столь же волшебный, как тот, который был до него, и тот, который должен был наступить.

Время второго завтрака не было перерывом. Мысль его продолжала искать, блуждая среди тайн картины. Это продолжалось до вечера, когда солнце опускалось слишком низко и тени переставали светиться. Тогда заявляло о своих правах тело. Возобновлялись боли, сначала робко, а потом все сильнее, пока снова не наступала пытка.

Именно так писал Ренуар луврских «Больших купальщиц». Он считал эту картину своей вершиной. В этом полотне подытоживались, по его мнению, поиски всей жизни, и оно могло служить хорошим трамплином для поисков в будущем. Ренуар выполнил эту картину сравнительно быстро, чему очень помогла «простая и благородная манера» Андре позировать. «Ею удовлетворился бы и Рубенс». После смерти отца я и братья решили отдать картину Лувру. Руководители музея нашли краски слишком «кричащими» и от нее отказались. Коллекционер и искусствовед Барнс телеграфировал мне о своем желании приобрести картину для музея в Филадельфии. «Купальщицы» оказались бы там в хорошей компании. Этот крупный теоретик искусства сумел собрать для своих учеников наиболее значительные произведения современных мастеров. «Купальщицы» висели бы рядом с «Игроками в карты» Сезанна и «Семьей», написанной в период Замка Туманов. Тогда Лувр передумал и принял наш дар. Времена сильно изменились, с тех пор как государство отказалось от собрания Кайботта и лишило тем самым Францию неоценимого сокровища. Ренуар был жизнью, а жизнь не нравится мертвецам. Но наряду с враждебностью множились восторженные признания, они ширились и проникали в народ. Ныне Ренуар уже не принадлежит исключительно узкому кругу ценителей искусства. Поклонники толпятся в музеях у его картин. Репродукции с них распространяются повсюду. Своими хилыми руками он пробил панцирь, сковывавший сердце толпы. Более того, он вылепил эту толпу по образу своего идеала, как он вылепил свою жену, своих детей и натурщиц. Улицы наших городов сейчас полны Ренуарами: девушками, детьми с искренним взглядом и кожей, которая не отталкивает света.

Когда Ренуар в последний раз был в Париже, Поль Леон, директор Департамента изящных искусств, пригласил его посетить Лувр, «открытый только для него одного». Его медленно пронесли в кресле по залам. Он попросил остановиться перед «Браком в Кане»^[195] и сказал сопровождавшему его Альберу Андре: «Наконец-то я увидел ее выставленной!» Впоследствии Альбер Андре назвал это торжественное посещение музея данью уважения «первосвященнику живописи».

Ренуару удалось осуществить мечту всей жизни: «Делать богато бедными средствами». С его упрощенной до предела палитры, на поверхности которой словно затерялось несколько крошечных червячков краски, сходили сверкания золота и пурпура, блеск плоти, наполненной юной здоровой кровью, волшебство торжествующего света, и, господствуя над всеми этими материальными элементами, выступала ясность человеческого существа, приближающегося к высшему познанию. Ренуар господствовал над той природой, которую страстно любил всю жизнь. За это она под конец научила его видеть сквозь внешнюю оболочку и созидать свой мир по ее примеру — самыми скупыми средствами.