Огюст Ренуар

Ренуар был убежден в неизбежности уничтожения ценностей XVIII века, который он так любил, но полагал, что из временной вспышки дурного вкуса может получиться и что-нибудь хорошее. «Во всяком случае, потомки крестоносцев не стали бы покупать наши картины. Им было не до этого. Хорошо, что мы смогли прибегнуть к буржуа: это был наш единственный шанс». И на этот раз «поплавок» судил правильно. В потоке, увлекавшем новое общество, он должен был найти в избытке, что писать, а также, несмотря на трудные времена, и те средства, которые позволяли не умереть с голоду.

По поводу вызывающей роскоши парижского общества после Коммуны, он говорил: «Я люблю красивые материи, переливчатые шелка, сверкающие бриллианты… Мне бы претило самому в них обряжаться, поэтому я благодарен тем, кто это делает… при условии, что мне дают их писать!» И тут же, в силу свойственной ему манеры делать поворот на 180 градусов, добавлял: «Впрочем, я не меньше люблю писать стекляшки и ситец по два су за метр. Модель создает художник». И, подумав: «И да, и нет… Мне всегда было и будет нужно, чтобы вокруг меня все шевелилось и кипело».

Когда Ренуар заявил о своем желании учиться в школе живописи, его друзья «художники» — Улеве, Лапорт и его шурин Лере — единогласно посоветовали ему мастерскую Глейра^[56], считавшуюся тогда одной из лучших в столице.

Ренуар прежде всего хотел научиться рисовать фигуры. «Мой рисунок был точен, но сух». Я спросил, считает ли он, что школа дала ему что-нибудь. «Очень много, и даже вопреки преподавателям. Сам факт копирования по десяти раз одного и того же — превосходен. Это скучно, и если бы ты за это сам не платил, то не стал бы этого делать. Однако, чтобы как следует научиться, есть Лувр. Для меня в момент школы Глейра Лувром был Делакруа».

Из упоминаний Ренуара об этом периоде заслуживают, на мой взгляд, внимания два факта: вытянутый им при жеребьевке счастливый номер и встреча с Базилем^[57]. Если бы не первое, ему пришлось бы отслужить семь лет во французской армии.

В то время воинская повинность была основана на жеребьевке. Тот, кто выигрывал в эту лотерею, освобождался от службы, проигравший зачислялся в армию на семь лет. Я перебил отца, чтобы поздравить его с везением, которое избавило его от такого испытания. «Ничего нельзя сказать. Я, возможно, стал бы баталистом. Должно быть любопытно писать осады городов, с разноцветными палатками и облачками дымов».

Знакомство с Базилем знаменовало проникновение Ренуара в новый мир, переход из провинции в Париж. «Сколько парижан остаются провинциалами и сами этого не подозревают». Я спросил Ренуара, имеет ли он в виду ограничение знакомств своим кварталом. «Напротив, в собственном квартале можно изучить всякую вещь до конца, и это лучший способ избегнуть провинциализма. Провинциализм — это неумение разбираться, говорить, например: Бугро и Сезанн — художники, словно между ними было что-либо общее!..»