– Ничего, я расторопный, – улыбнулся юноша. – При архиепископе в основном госпожа Олимпиада состоит, а я по всяким мелким поручениям.
– Женщина? – удивился Севериан.
– Да ты не подумай чего! – Кандидий испуганно оглянулся. – Авва Иоанн – святой жизни человек, ему все эти страсти чужды, он как ангел. У него все… эти уды омертвели еще с тех пор, как он в пустыне подвизался. Он тогда и желудок себе испортил, язва у него. Есть почти ничего не может. Госпожа Олимпиада следит, чтобы ему подавали то, что полезно. Да и она совсем не такая… Не как все женщины. Будто и не женщина вовсе. Ты же видел ее, она еду авве приносила.
– А, я не обратил внимания, – Севериан поймал себя на том, что совершенно не запомнил лица диакониссы. – Да я и не сомневаюсь, просто удивился.
Больше они не говорили. Севериан думал, что характер у архиепископа непростой и, несмотря на первые восторги, надо быть всегда начеку. И окружение у него своеобразное. Да, конечно, строгий подвижник, но… было бы проще, если бы он был… как все.
– Вот, пришли! – Кандидий распахнул дверь и Севериан вошел в просторное помещение, из которого выходили еще три двери.
– Это приемная, там спальня, вон там уборная, а это для прислуги, – пояснил юноша. – Там еще кладовая есть, для одежды.
Стены в помещении были голые, никаких ковров, никаких тканых завес. Не слишком уютно… Солнечный свет пробивался через застекленное отверстие в крыше.
«Ничего, – подумал Севериан. – Это хорошо. Архиепископ принял. Это уже успех. И это только начало».
Глава 5. Кружок Троила
«Недоброй смерти я желал бы тому корабельщику, который в недобрый час доставил меня сюда. Вот уже четвертый месяц длится мое пребывание в Городе, а дела мои все с том же положении, царь меня так и не принял, и не знаю, получат ли мои прошения ход. Если бы ни Омир, внушающий надежду на то, что бывает в жизни событие “позднее, поздний конец, но которого слава бессмертна”, и если бы не невозможность вернуться в Пентаполь ни с чем, я бы уже точно пал духом. Но пока я смотрю, слушаю, стараюсь узнать все, что можно, о расстановке сил в Городе. Аврелиан, мой покровитель, – божественная душа, человек, способный принести много пользы отечеству, но в нынешнее смутное время отставленный от дел. При власти и на коне ныне родной брат его, Евтихиан, – полная противоположность моего благодетеля. Как известно, родство душ и родство по плоти – отнюдь не одно и то же. Евтихиан, ныне занимающий должность эпарха претория Востока, всячески угождает варварам, коих тут больше, чем в болотах Германии. Это грубые люди, истинные свинопасы, которые недостойны называться врагами, но – разбойниками, грабителями или еще каким-нибудь более презренным именем. Несколько месяцев тому назад один из их вождей, Тривигильд, облеченный полномочиями и посланный во Фригию с целью следить за сбором налогов, учинил там погром. Беженцы потекли в столицу с жалобами, припадают к алтарям, умоляют и требуют защиты. Между тем Евтихиан заливает огонь серой и направляет для наведения порядка к варварам – варвара же, в итоге непонятно, сдерживает ли один другого или оба занимаются грабежами и разбоем…»
Синесий оторвался от письма брату Евоптию, которое сочинял, отложил обкусанный калам, – он не доверял содержание своих частных писем ушам нотариев, и задумался. Государство, действительно, подобно было дымящемуся вулкану, готовому взорваться в пламени и камнепаде, залив кипящей лавой и засыпав пеплом окрестные селения. То, что он слышал по секрету то от Аврелиана, то от Троила и людей его круга, к которому в последний месяц тесно примкнул, разбалтывать было небезопасно, даже притом, что письма в Пентаполь он отправлял только с доверенными лицами. Поэтому написать всего он не мог, да и сам с трудом понимал, в чем корень зла. Он писал о Евтихиане, но страшился написать о Евтропии, всецело поработившем себе молодого царя и тиранически управлявшем от его имени. Щупальцы гидры, похоже, тянулись с Запада. Как ему объясняли, покойный царь Феодосий любил варваров с их не рассуждающей отвагой, с ними ему было проще, чем с воспитанными на философии потомками эллинской знати. Сам василевс, выходец из Испании, хорошего образования не имел и, как многие люди подобного рода, делал ставку на церковь. Варвары, хотя и принадлежали в большинстве своем к иному, преследуемому им самим, направлению, называемому арианским, были ему удобны. И они платили ему преданностью. Перед смертью он возвысил одного из них, Стилихона, до небес, женив его на своей племяннице и поручив ему опеку над младшим сыном, Гонорием, перевезенным на Запад. Но аппетиты варвара не удовлетворились половиной царства, он желал поглотить и Восток и начал предпринимать попытки установить покровительство и над старшим сыном Феодосия, василевсом Востока.