Филарет не имел обыкновения предавать верных союзников. Едва ознакомившись с делами, он созвал новый Священный собор. Много часов шли прения. Кроме русских иерархов в них выступал иерусалимский патриарх Феофан, приехавший в Москву поучаствовать в наречении Филарета. Он безоговорочно поддержал Дионисия, объявив, что в доводах и исправлениях троицкого архимандрита нет ничего ошибочного или еретического. Чтобы подкрепить эти слова Феофана, Филарет попросил того по возвращении в Иерусалим «держать совет со вселенскими патриархами» и «выписать из греческих книг древних переводов, как там написано»{167}
. Феофан исполнил просьбу Романова и вскоре прислал нужную справку.Характерно, что после оправдания Дионисия Филарет не начал преследовать его противников, а продолжал вести церковную реформу, что называется, «без резких движений». Наступление на ревнителей московской старины шло медленно и аккуратно почти 14 лет, и лишь в 1633 году патриарх повелел конфисковать Уставы, выпущенные при Василии Шуйском. Причина — их издавал «вор и бражник» Логин, который многие «статьи напечатал не по апостольскому и не по отеческому преданию, а своим самовольством»{168}
. Таким образом, Филарет не только провел через Священный собор решения, по направлению и новизне сопоставимые со знаменитой реформой Никона, но и сумел избежать при этом даже малейших намеков на раскол.Еще важнее была начатая патриархом реформа государственного управления. В июле 1619 года руководство Освященного собора явилось во дворец к царю, чтобы обсудить состояние дел в России. Сразу после этой встречи Филарет разослал по городам грамоты, в которых возложил вину за неполадки в стране на «сильных людей». Он предложил обсудить ситуацию с боярским произволом на Земском соборе. В своих речах перед делегатами Михаил и Филарет обещали «о Московском государстве промышляти, чтобы во всем поправити, чтобы все люди нашего государства, по Божией милости и нашим царским призрением жили в покое и радости»{169}
. Земский собор 1619 года утвердил предложение патриарха об организации Сыскного приказа, работникам которого «на сильных людей во всяких обидах велели сыскивати…». Программа борьбы со злоупотреблениями властью получила исключительную популярность в народе.Во главе Сыскного приказа Филарет поставил одного из своих ближайших родственников, князя Ивана Черкасского. Вскоре тот приобрел в народе ту же репутацию справедливого и неподкупного судьи, которая была при Грозном у Алексея Адашева. Новое ведомство не ограничивалось пассивным ожиданием жалоб на бояр и дьяков. По собственной инициативе оно вызывало из провинций выборных представителей, «которые бы умели росказать обиды»{170}
. Начав борьбу против злоупотреблений, Филарет постепенно подводил российскую знать к мысли, что закон един для всех и отныне его нарушителей станут преследовать, невзирая на лица. В первой половине 1620-х годов патриарх отнял у аристократов незаконно присвоенные казенные земли. В числе «пострадавших» оказались и близкие к династии фамилии. Так, у племянника инокини Марфы, дворецкого Бориса Салтыкова, Филарет отобрал вологодское поместье в 800 четвертей.Однако это стало лишь началом коренных перемен. Чтобы лучше понять истинную цель реформ патриарха, рассмотрим вкратце историю доромановского развития российской аристократии. При первых потомках Даниила[61]
всеми делами в государстве заправляло нетитулованное боярство. После подчинения Москвой княжеств Северо-Восточной Руси потомки местных династий — князья Суздальские, Ярославские, Ростовские и Стародубские — пополнили Боярскую думу и стали управлять страной совместно со своей близкой родней, великими князьями из династии Калиты. Наконец в XV веке на московской службе появились члены знатных литовских фамилий: Патрикеевы, Щенятевы, Голицыны, Куракины и другие. Иван III был первым великим князем, поставившим во главе своей Думы представителя Гедиминовичей. С этого момента окончательно сложился тот «трехслойный аристократический пирог», который стал одной из причин возникновения Русской Смуты. В центре его находилась боярская группировка, которую Иван IV считал самой опасной противницей своей власти, — суздальская знать.