Огненная дорога

Званый ужин закончился, и гости один за другим начали расходиться. Ушел и Каль вместе с Марселем, оставив Алехандро в страхе, что может никогда не вернуться. А вот надоедливый алхимик заверил его, что вернется непременно.

Вот-вот собирался уйти и Джеффри Чосер. Алехандро отвел его в сторону и прошептал:

— Помните, вы должны поговорить с вашим принцем. Скажите, что я страстно желаю помочь ему.

Чосер понимающе кивнул.

— Скоро вы услышите обо мне, не сомневайтесь.

Парнишка подошел к де Шальяку и попросил написать записку, объясняющую его долгое отсутствие. Получив ее, он отбыл: юноша, перед которым открыт весь мир. Алехандро проводил его завистливым, тоскливым взглядом. Своим авантюрным характером и пытливым разумом Чосер напомнил Алехандро его самого, молодого и свободного, пока он не споткнулся на своем пути.

Правда, приверженность парня английскому внушала опасения, однако в данный момент Алехандро это не слишком заботило. Да и что остановит такого сообразительного, предприимчивого молодого человека, как бы мир ни относился к предпочитаемому им языку?

Они лежали на соломенном тюфяке в своей комнате наверху, и Кэт дрожала от ужаса в объятиях Гильома, хотя ночь была теплая.

— Почему нельзя пойти туда сейчас?

— Он сказал, завтра.

— Де Шальяк! — простонала она. — Кто бы мог подумать?

Каль огорченно вздохнул.

— Если бы я знал историю их взаимоотношений, то смог бы понять и смысл этой встречи, однако ты не посвятила меня в ваши тайны.

Кэт закрыла глаза, не произнося ни слова.

— Кэт, пожалуйста, ты должна рассказать мне. Я ничего не знаю, и это может быть опасно.

Она открыла глаза.

— Значит, он ничего не рассказал тебе?

— Нет, но спросил, не рассказала ли ты мне. — Гильом нежно взял лицо Кэт в ладони и заглянул в глубину ее глаз. — Я вас не выдам. Порукой тому моя страсть к тебе. Но и без этого я человек чести. Я никогда не причиню тебе вреда, какую бы выгоду это ни сулило. — Она попыталась отвернуться, но он помешал этому. — Пожалуйста. Неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя? Умоляю, доверься мне. Если нам суждено вместе пройти по жизни, я должен знать, кто ты.

Она мягко отвела от лица его руки, села и посмотрела ему в глаза.

— Ты должен пообещать, что не расскажешь никому.

— Я уже дал обещание. Не сомневайся в моей искренности.

— Гильом, это знание может обернуться для тебя плохо.

— Я готов рискнуть.

— Тогда помни, я предостерегала тебя. И ты согласился…

— Да! Согласился! Ради всего святого, говори!

— Хорошо. — Она чуть помедлила. — Что тебе известно об английском королевском дворе?

— Не больше, чем любому обычному человеку.

— Боюсь, скоро ты будешь знать больше, чем хотелось бы.

Он с искренним недоумением смотрел на нее.

— Но какое отношение английский двор имеет к тебе?

— Самое прямое. Видишь ли, Гильом, я… я…

Давясь слезами, она смолкла, не в силах продолжать.

— Да? Рассказывай!

— Я не дочь p`ere, — выпалила она.

— Господи! — воскликнул Каль. — Еще скажи, что небо голубое! Это и дураку ясно с первого взгляда. Тогда чья ты дочь?

— Я… дочь… короля Эдуарда.

— Боже мой! — Каль перекрестился, во все глаза глядя на нее.

— Моя мать была придворной дамой королевы Филиппы. Во время чумы p`ere, как лекаря, послали в Англию, и отправлял его де Шальяк. Вот как пересеклись их жизненные пути.

Немного придя в себя, Каль вновь обрел дар речи.

— Принцесса? Ты английская принцесса?

— Нет! Ты не понимаешь! Я никто. Никто. Незаконнорожденная, презираемая всеми, кто находился рядом. Меня забрали у матери в очень раннем возрасте и отправили к моей сестре Изабелле. Вот она настоящая дочь моего отца и королевы. Я значила для нее меньше, чем какая-нибудь рабыня. Единственные, кто был добр ко мне, это няня, да благословит ее Бог, а если она уже почила, да покоится в мире, и Адель, фрейлина сестры! Скорее она была мне сестрой, не Изабелла. Королева, король, мои братья и сестры — все они обращались со мной хуже, чем с остывшей золой из камина!

— А как же твоя мать? Она не могла ничего сделать для тебя?

— Ей всячески препятствовала королева. Таким образом она мстила моей матери за то, что та имела связь с королем, хотя как мать могла избежать этого? А потом, когда мне было семь, она умерла от чумы.

— Да, ты говорила. Боже мой! — изумленно повторил он. — Что за поразительная история! Чего-чего, а такого я никак не ожидал…

— Поразительнее всего то, что я до сих пор жива! — Кэт помолчала. — Ты должен снова пообещать мне никому не рассказывать о том, что узнаешь, а иначе я не смогу продолжить.

— Конечно обещаю… но неужели осталось что-то еще даже более убийственное?

— Не знаю, это как посмотреть. — Она сделала глубокий вдох и выпалила: — P`ere еврей.

Последовало потрясенное молчание.

— Не может быть. Я бы понял это.

— Каким образом?

— По его… качествам. В нем нет ничего еврейского.

— У него есть шрам. На груди. Когда-то там было круглое клеймо.

И тут Каль вспомнил тот вечер в доме Алехандро и то, как удивился, заметив шрам на его груди. Однако тогда его голова была слишком занята другими мыслями, чтобы проявить к шраму более чем мимолетное любопытство; люди умирали, за ним самим гнались.