Огненная дорога

А ведь прошло совсем мало времени… несколько недель или даже меньше? Нет, больше, конечно; беда в том, что он не мог сказать точно, как давно в последний раз видел ее. Значит, достаточно, чтобы она успела научиться любить этого человека, а он полюбил ее. Слишком давно, чтобы Алехандро имел право сказать: «Оставайся со мной, дочь, ибо я все еще твой отец и защитник».

Она научилась защищать себя сама и смогла оторваться от него. Может, он и остановил бы ее, если бы они были вместе. А теперь, похоже, слишком поздно.

Впервые за долгое время оказавшись на свободе, не под надзором де Шальяка, он мог думать лишь о том, как убить спасшего его человека, рассчитаться с ним за воображаемые обиды, которые тот нанес его дочери. А ее саму, похоже, больше обидело его поведение, не Каля.

Обработав раны Гильома, Кэт занялась Алехандро и осмотрела его руки.

— О чем только ты думал, père? Ты ведь мог сломать руки, свои чудесные, умелые руки.

— Мне представлялось, что мое дитя в руках негодяя.

— Он не негодяй, père. И ты понимаешь это. А иначе разве ты оставил бы меня с ним?

— Пойми, дитя: для меня всякий мужчина, который хотя бы глядит в твою сторону, подлец, негодяй, мерзавец. Иначе и быть не может.

Она осторожными, нежными движениями стерла кровь с костяшек его пальцев.

— Я больше не дитя, père. Сколько раз мне это повторять? Мое детство осталось далеко-далеко, за тысячу лет отсюда. Ты доверился Гильому тогда, должен доверять ему и сейчас.

«Должен ли? — спрашивал себя Алехандро. — Неужели это единственный путь, который открыт для меня?»

Что, если открыто и прямо спросить ее: «Если тебе придется выбирать между нами, как ты поступишь? Уйдешь с ним и покинешь меня?»

Он следил взглядом за ее умелыми, нежными руками. Это больше не были пухлые, с ямочками руки ребенка; это были сильные руки женщины. И вся она излучала счастье и внутренний покой, которого он прежде никогда не замечал в ней.

«Но прежде она никогда не любила мужчину в том смысле, как это происходит сейчас», — сказал он себе.

А она его любит, это ясно.

— Ты хочешь сказать, что он хорошо позаботился о тебе?

— Лучше, чем ты можешь себе представить.

«Лучше, чем мне хотелось бы знать».

Кое-как залечив свои раны и снова обретя облик обычных граждан, они решили, что разумнее покинуть Париж как можно скорее — до заката, если получится.

— Есть одна трудность — я не могу выкупить своего коня, — сказал Алехандро. — Все мое золото осталось у де Шальяка.

— Я потратил совсем немного из того, что вы дали мне, — ответил Каль.

Он достал из кармана сумку и сунул ее Алехандро с таким видом, словно надеялся, что это доказательство бережливости возвысит его в глазах последнего.

Действительно, так и произошло.

— Хорошо, Гильом. — Алехандро пересчитал монеты. — А как же ваши кони?

Каль подошел к большому жеребцу, на котором скакал Алехандро, осмотрел его, провел рукой по длинной шее, проверил копыта и лодыжки.

— Вполне приличный конь, и, видимо, конюх де Шальяка хорошо ухаживал за ним. Он запросто унесет двоих. Предлагаю выкупить вашего коня, а наших бросить. Кэт может скакать… — он хотел сказать «со мной», но потом передумал, — с кем захочет.

— Разумно. — Алехандро сделал глубокий вдох. — Впервые за всю свою жизнь я стал бедняком. Я всегда берег свое богатство, жил так, будто и в самом деле беден, и все же мысль о том, что оно есть, успокаивала. Больше его нет, и я не знаю, что делать дальше. — Он с извиняющейся улыбкой перевел взгляд на Кэт. — Прости, дочь. Я всегда надеялся, что смогу хорошо обеспечить тебя.

— Ты так и сделал, père. Знания — вот наше богатство.

— Ими, однако, нельзя утолить голод.

— Уверена, такой необходимости у нас никогда не возникнет.

Каль прервал их, заметив, что солнце опустилось до самых крыш и вскоре должно исчезнуть за ними.

— Позвольте дать вам совет бедняка: мы должны покинуть Париж до заката.

Стоя перед разъяренной графиней Элизабет, Джеффри Чосер пытался убедить ее в полной своей невиновности.

— Умоляю, мадам, поверьте мне! Он одурачил меня почище, чем вас!

Он замолчал, охваченный стыдом и унижением, понимая, какую роль сыграл: глупый парень, которого умело использовал хитрый, несравненно более умный человек, обладающий гораздо большим жизненным опытом.

Разъяренная графиня, вернувшись с несостоявшегося свидания в розовом саду дофина, сначала задала хорошую головомойку Чосеру, а потом приказала своим служанкам немедленно восстановить все изменения, которые были сделаны по совету Алехандро в интересах ее здоровья.

— Принесите обратно мое горностаевое покрывало, вместе со всеми блохами, будь они прокляты! Не хочу, чтобы что-нибудь напоминало мне о нем. И велите повару наготовить всякой еды — больше никаких скудных диет.

В разгар всей этой бурной деятельности Чосер сумел улучить момент и сказать графине:

— Думаю, он испытывал к вам искренние чувства. По крайней мере, так он мне говорил! Просто ему нужно было сбежать, и вы предоставили ему самую подходящую возможность. Уверен, он очень благодарен вам за это.

Элизабет отвернулась, скрывая слезы на глазах.